Rambler's Top100



Я родился в шестидесятом...

Я родился в шестидесятом...

В магазинах в конце шестидесятых, по мне (в то время ребенку 7-10 лет), было не так-то и пусто. Для меня главным было то, что в продаже всегда было мороженное и конфеты. Справедливости ради надо сказать, что когда к нам приезжала родня из города Белая Калитва Ростовской области, то она основательно запасалась продуктами, так как по сравнению с нами у них было голодно. Прошу прощения, но не могу не вставить не совсем приличную частушку того времени:

Пьём вино за рубль семь,
Мяса нет у нас совсем.
Яйца видим только в бане.
С Новым Годом, ростовчане!!

Видимо всё-таки не просто так, в конце 50-х годов в Новочеркасске произошёл «голодный» бунт против Советской власти, который был подавлен большой кровью. Как раз незадолго до этого мои родители заканчивали Новочеркасский политехнический институт. Они рассказывали, что под Новочеркасском в то время стояла конная дивизия имени Будённого. Постепенно всех коней пустили на убой, так как людям нечего было есть. Народные умельцы тут же сочинили песню:

Товарищ Будённый, война на носу,
А конница Будённого пошла на колбасу.

Как всегда я опять увлекся и попал не в своё время. Возвращаемся из пятидесятых в середину шестидесятых.

В кондитерских отделах середины шестидесятых годов можно было увидеть расставленные в пирамиды сахарные головы. Отец иногда покупал такую голову и колол её на крупные куски ножом. От ударов лезвия большого ножа сахар раскалывался на кусочки, а сахарные крошки разлетались по кухне. Уже потом, эти поколотые отцом кусочки сахара, кололись на более мелкие кусочки специальными щипчиками для сахара. Этот сахар был на удивление сладким и чай с таким сахаром пился только вприкуску.

В пирамидах других отделов стояли «Завтрак туриста», «Килька в томате» (33 копейки банка) или сгущённое молоко (55 копеек), сливки и кофе с какао со сгущённым молоком. А вот шпрот, лососевых консервов, сардин и тем более икры в магазинах не бывало никогда. Изредка родители где-то доставали такие консервы, отец их ставил в сервант, и доставались они оттуда только в праздники. Доставали и импортные сардины, которые открывались специальным ключом, на который накручивалась крышка. И хотя весь дефицит также покупался за деньги, никто не спрашивал, где купил, а спрашивали, где достал?

Из рыбных консервов в свободной продаже всегда были «Завтрак туриста»,
килька в томатном соусе и тефтели. Кстати, килька в томате (33 коп.) и икра из кабачков были удивительно вкусными, и являлись неизменным содержимым наших рюкзаков в многочисленных, по тем временам, походах и поездках по местам боевой славы. Из напитков лучшими считались «Крем-сода», «Ситро», «Буратино», и «Грушевый». Самым дорогим, но не очень вкусным напитком был «Тархун», светло зеленого цвета. И если стакан «Ситро» стоил 10 копеек (бутылка 35 – 40 копеек, точно не помню), то «Тархун» целых 60 копеек. Видимо из-за изменения технологии вкус некоторых «оставшихся в живых» напитков изменился далеко не в лучшую сторону.

Чай. Импортного чая было два вида – индийский и цейлонский. А лучшим чаем считался чай, смешанный из трёх сортов в равных пропорциях – индийского, грузинского чёрного байхового и краснодарского. Запомнился и грузинский зелёный чай в больших плитках.
В отделе, в котором продавались макароны, вермишель, горох и разные другие крупы, витрина представляла собой такой шкаф, в котором вместо полок были ящики, наклоненные в сторону покупателей.

Расфасованных круп и макаронных изделий не было, и для того, чтобы, что-то продать, продавщица сворачивала кулёк из толстенной обёрточной бумаги и насыпала в него это что-то большим алюминиевым совком. Кстати, целлофановых пакетов тоже не было и всё, от сосисок, сахара, масла и до копченой рыбы заворачивалось в грубую и толстую бумагу. Если родители приходили с работы и приносили с собой в авоське продукты, которые они купили по дороге домой, то самое интересное было разворачивать такие бумажные свёртки, которые отличались друг от друга только размером. И пока свёрток из этого полукартона-полубумаги не развернёшь, никогда нельзя было догадаться, что там – селёдочное масло, сосиски или халва. Когда я или Оля шли в магазин купить несколько килограмм муки или сахара, то бабушка вместо тары давала нам наволочку.

Макароны были длинной сантиметров по 30, и были такими твердыми, что когда их ломали, они не ломались, а кололись с каким-то сухим треском. После варки, если сразу не перемешать их с маслом, они слипались в один нераздирающийся ком. Иногда даже казалось, что макароны слиплись уже во время варки, а некоторые и до неё, только от одного вида кастрюли с кипятком. В очереди все хозяйки задавали друг другу риторический вопрос: «Не слипаются?» Но так как купить что-нибудь другое было нельзя из-за отсутствия в продаже этого самого другого, то, всё равно раскупалось всё, не взирая на то, что что-то там слипается или не слипается.

Году в семьдесят четвёртом появилась очень странная вермишель, непривычно тёмно-жёлтого цвета. Она была очень длинная, сантиметров по сорок, а затем изгибалась в другую, противоположную сторону. Видимо на этом изгибе она висела в сушильных камерах на заводе. На ощупь она была гладкой, как будто полированная и с каким-то блеском. Чтобы сварить такую вермишель, её надо было или поломать, или варить в большой кастрюле, вставив одним концом в воду, и наблюдая, как по мере сваривания, вермишель изгибалась и постепенно опускалась в кастрюлю.

В небольших плоских пакетиках, бумажных снаружи и покрытых целлофаном изнутри, продавались почти готовые супы. Высыпал их в кипяток, покипело минут пятнадцать и суп готов. Помню несколько названий – « Суп особый», «Суп вермишелевый с мясом», и «Суп овощной». В «Супе вермишелевом с мясом» была не вермишель, а небольшие звёздочки из теста, а мясо представляло собой прокрученный через мясорубку и высушенный фарш.

О мясных отделах мне писать нечего, напишу лишь, что когда мясо всё-таки привозили, то туши на крючьях вывешивали не в подсобных помещениях, а прямо за витриной, и мясник легко оттяпывал тот или другой кусок по просьбе покупателей неподъёмным на вид топором. Представьте, какая ругань стояла в очереди. В колбасном отделе продавалось очень «много» сортов колбасы, сейчас постараюсь вспомнить и перечислить все.

Варёная колбаса: « Докторская», «Останкинская» и « Любительская», а лет на пять позже к ним присоединились «Детская» и похожая на кирпичик чёрного хлеба «Чайная». Всё. Других колбас в свободной продаже не было.

Александр ТУЛЬЧИНСКИЙ

Все права защищены, использование текстов и перепечатка - ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА

Комментарии к статье
Добавить комментарий


Читайте также:





























 

 

 













 
        




            П О М И Н К И    год 1896




Ностальгия











Как Мы жили в СССР:

Почему многие люди вспоминают

времена СССР, как счастливые?



 




*******************************













Партнеры

Из почты

Навигатор

Информация

За рубежом

"Когда мужчине сорок лет..."
 
Когда мужчине сорок лет, 
ему пора держать ответ: 
душа не одряхлела?- 
перед своими сорока, 
и каждой каплей молока, 
и каждой крошкой хлеба. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то снисхожденья ему нет 
перед собой и перед богом. 
Все слезы те, что причинил, 
все сопли лживые чернил 
ему выходят боком. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то наложить пора запрет 
на жажду удовольствий: 
ведь если плоть не побороть, 
урчит, облизываясь, плоть - 
съесть душу удалось ей. 
 
И плоти, в общем-то, кранты, 
когда вконец замуслен ты, 
как лже-Христос, губами. 
Один роман, другой роман, 
а в результате лишь туман 
и голых баб - как в бане. 
 
До сорока яснее цель. 
До сорока вся жизнь как хмель, 
а в сорок лет - похмелье. 
Отяжелела голова. 
Не сочетаются слова. 
Как в яме - новоселье. 
 
До сорока, до сорока 
схватить удачу за рога 
на ярмарку мы скачем, 
а в сорок с ярмарки пешком 
с пустым мешком бредем тишком. 
Обворовали - плачем. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
он должен дать себе совет: 
от ярмарки подальше. 
Там не обманешь - не продашь. 
Обманешь - сам уже торгаш. 
Таков закон продажи. 
 
Еще противней ржать, дрожа, 
конем в руках у торгаша, 
сквалыги, живоглота. 
Два равнозначные стыда: 
когда торгуешь и когда 
тобой торгует кто-то. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
жизнь его красит в серый цвет, 
но если не каурым - 
будь серым в яблоках конем 
и не продай базарным днем 
ни яблока со шкуры. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то не сошелся клином свет 
на ярмарочном гаме. 
Все впереди - ты погоди. 
Ты лишь в комедь не угоди, 
но не теряйся в драме! 
 
Когда мужчине сорок лет, 
или распад, или расцвет - 
мужчина сам решает. 
Себя от смерти не спасти, 
но, кроме смерти, расцвести 
ничто не помешает.
 
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.