"Я родился в шестидесятом..."

На многих автобусных остановках или возле магазинов стояли автоматы с газировкой. Копейка – получи стаканчик простой, трюшка – получи с сиропом. (Слова трюшка, трёшка и трояк сейчас почти не употребляются в связи с отсутствием трёхкопеечной монеты и трёхрублевой банкноты). Про СПИД и прочие ужасные болезни никто тогда и не слышал, а потому люди спокойно пили из общих стаканов. Немного отвлекусь. Когда появился СПИД, то власти первым делом запретили бритьё в парикмахерских, чтобы избежать заражений
через порез бритвой. О том, что можно брить только разовыми бритвами, никому просто не пришло в голову. Этот запрет действует и до сих пор.

Так вот, вернусь к стаканной теме. Гранёные стаканы в автоматах были всегда, и только изредка, у тех автоматов, рядом с которыми находились удобные для выпивки дворы с беседками, стаканы временно отсутствовали. Они были такими же, как и сейчас, недаром существует шуточное выражение «триста лет гранёному стакану». Перевёрнутым стаканом придавливалась специальная сетчатая пластина в моечном отделении и множество струек, как изнутри, так и снаружи ополаскивали стакан. Когда в автомат кидали три копейки, то сначала тёк сироп, и лишь потом вода. Так что те, кто хотел более сладкую воду, мог после первой трёшки и получения порции сиропа, убрать стакан в сторону, а после того как вода проходила, с очередной трёшкой в этот же стакан поступала вторая порция сиропа, на этот раз уже с водой.

Газировку можно было купить и на розлив, по-моему, по 4 копейки. На специальной тележке-столике находилось три вертикальные колбы с разными сиропами. Колбы были сантиметров по пять в ширину, с разметкой по вертикали, для точной дозировки сиропа. Поворотом краника продавщица наливала сироп, а затем доливала в стакан воду.

Еще хорошо запомнилась продажа сока на разлив. Перед продавщицей на столе стоял металлический держак, на котором висело три стеклянные колбы, широких сверху и узких снизу. Колбы имели сверху крышку из нержавейки, а снизу краник. Прилавки были из тёмно-серого мрамора, и на них обязательно стояли солонка и стакан воды. В стакане торчала ложка, привязанная толстой пожелтевшей леской к прилавку за просверленную ручку. Когда сок в колбе заканчивался, продавщицы выливали в неё сок из трёхлитровых банок, предварительно раскрутив банку, чтобы взболтать осадок. Делали они это на удивление ловко и быстро, так, как это делают некоторые бармены, жонглируя бутылками.

Почти каждый двор был «оборудован» стаканами. Опытный глаз рядового советского алкоголика мог в течение минуты найти под козырьком любой беседки, либо в кроне рядом стоящего дерева перевёрнутый вверх дном стакан. Вверх дном – это для того, чтобы внутрь стакана не попадала пыль, дождь, снег. Кстати, в основном пили не водку, а креплёное вино.
Портвейн 777, БIЛЕ МIЦНЕ (Биомицин), Массандровские портвейны и другие.

Из сухих вин популярны были «Ркацители» и «Рислинг». Более дорогими винами были сухие вина «Старый замок», «Каберне», «Перла» и «Бычья кровь», а во второй половине 70-х можно было достать португальские портвейны «Порто» и «Дон Хозе», но эти вина были совсем другого класса.

Водки было два сорта – «Московская особая» и «Столичная», соответственно по 3.62 и 4.12. Водка «Экстра» была выше по классу и имела закручивающуюся пробку. Чтобы немного разнообразить вкус водки, её иногда настаивали на мандариновой или апельсиновой цедре.
Году в 1990, когда Советский Союз трещал по всем швам, в Уссурийске я прочитал в газете (кажется «Дальневосточный комсомолец») анекдот, который тогда поразил меня своей смелостью, хотя он был уже о покойном лидере страны. Приведу его по памяти:

Леонид Ильич Брежнев получил по почте письмо: «Дорогой Леонид Ильич! Пишет Вам группа старых большевиков Ленинского призыва. Что же это такое в стране творится? На водочной пробке перестали делать ушко. Руки у нас уже не те, что прежде, и нам неудобно без ушка открывать бутылки. «Надо будет дать указание министру торговли» – подумал Брежнев, направляясь на кухню. Там он достал из холодильника бутылку «Экстры», открутил пробочку, и, наливая себе рюмочку водки, подумал: «Для чего здесь ещё ушко нужно? Эх, привередничают старички».

Чтобы закончить стаканную тему, вспомню год 1977-й. Я тогда учился на первом курсе Ворошиловградского Высшего Военного Авиационного Училища Штурманов. (Название даю целиком, чтобы не забывали, что такое училище было). Находясь в наряде по кухне, на мойке посуды (ванна 2-й этаж) мы с ребятами били эти стаканы десятками. Дело было вот в чём. Если стакан поставить на стол и сверху, с высоты трёх-четырёх сантиметров бросить в него, держа за цоколь, электрическую лампочку так, чтобы она точно вошла в стакан, то толстый стакан раскалывался на две части, а тонюсенькая лампочка оставалась цела. Это было настолько необычно, что мы не могли остановиться.
************

Недалеко от нашего дома находилась ученическая парикмахерская, в которой девчонки-практикантки издевались с ножницами в руках надо мной и моими товарищами. Это называлось учебной стрижкой. Как ни странно, эта парикмахерская существует до сих пор. Так как стрижка в такой парикмахерской стоила гораздо дешевле, чем в обычной, (всего 15 копеек) родители с удовольствием пользовались этой экономией и гоняли нас стричься только туда. То, что одеколон зачастую попадал не на голову, а в глаза – было не страшно, и то, что зачастую подстрижены мы были не совсем ровно – тоже.

Зато там были настоящие парикмахерские кресла, и, накачивая в них педалью воздух, нас поднимали повыше, так, чтобы парикмахеру было удобнее работать, и чтобы таких шкетов как мы, было видно в зеркале. Нам это очень нравилось, особенно момент спуска. Стрижек было целых три – канадка, полубокс и налысо.

Чуть позже, когда мне было лет пятнадцать, и когда я и мои ровесники, думали что мы уже очень крутые и взрослые, среди молодёжи вошло в моду
носить с собой алюминиевые расчёски с длинной и тонкой рукояткой для укладки волос. Мы затачивали эти рукоятки, кто под отвёрточку, а кто и под шило, мотивируя это тем, что, мол, за нож «менты повяжут», а так это расчёска и ничего больше.

А вот в 1976 году, после летних каникул мы с ребятами пришли в школу с отпущенными до плеч волосами. Волосы мылись, чуть ли не каждый день, сушились и укладывались феном и расчесывались исключительно массажной щёткой, ведь вокруг были симпатичные девчата. Как раз в то время в продаже впервые появился шампунь «Яблоко». Этот шампунь был в высоких пластиковых бутылках, а самое главное – его хотелось нюхать и нюхать, так как он имел высококонцентрированный запах свежего яблока. Тогда в моде были хиппи, джинсы, группа «Биттлз» и все такое, как тогда считалось несоветское, а значит плохое. Считалось, что раз ты носишь длинные волосы, то преклоняешься перед западом. По принципу «Сегодня ты изменил жене, а завтра изменишь Родине».

Джинсы на подлинность проверялись так. Настоящие американские джинсы, если их поставить, должны были сами стоять на полу, настолько плотный в них должен быть котон. Джинсы носились в обтяжку, настолько туго, что впервые их нужно было надевать или лежа, (иначе не налазили) или мокрыми, и они должны были высохнуть прямо на тебе и принять «твою» форму.

Мы носили джинсы «советского» производства из совсем другой ткани и совсем другого цвета, и чтобы они хоть немного походили на настоящие джинсы, то натирали их на передних частях бёдер разбитым белым кирпичом. Снизу, по канту брючины, пришивалась бахрома либо плоскогубцами зажимались круглые металлические заклёпки или копеечные монеты.

Если мы шили в ателье брюки (а ввиду скудности торговых прилавков шили тогда очень часто), то брюки должны быть непременно расклешёнными и желательно с манжетами. Рубашка обязательно должна была быть приталенной, а если носилась под пиджак, то длинный и острый конец воротника выпускался поверх ворота пиджака. Носки должны были быть только ярко красного цвета и желательно махровыми. Лучшей обувью считались туфли на платформе. Платформа отклеилась у меня дней через пять после покупки, и чтобы – не дай Бог – родители не сдали туфли назад в магазин, я пришивал её к туфлям цыганской иглой обыкновенной чёрной ниткой.

Хватало на день-два, а затем опять приходилось пришивать. Ценилась чешская обувь фирмы «Цебо» - практически единственная импортная обувь, которую ещё как-то можно было достать. Каждый пытался выделиться перед другими как мог, это называлось «повыпендриваться». Конечно же, в школу в такой одежде мы не ходили, так мы одевались для другой, нашей жизни. Так вот, наш классный руководитель (учился я тогда уже в 30-й школе) – Федорченко Валентин Иванович не пускал нас в школу, пока мы не подстрижемся. А учиться то надо. И я подговорил ребят подстричься под спортивную канадку, а проще говоря, почти налысо, под расческу, как бы назло.

Когда пришли в парикмахерскую, то подстриглись только я и еще кто-то один. Остальные ребята посмотрели на нас и сдрейфили, попытались перевести все в шутку, якобы они над нами подшутили. Родителей всё равно вызвали в школу на пропесочивание, говоря, что это центральная школа, а не место для зеков. А вообще то я часто придумывал различные каверзы, потому, что был очень и очень начитан и оттого у меня хорошо работала голова.

Александр ТУЛЬЧИНСКИЙ

Все права защищены, использование текстов и перепечатка - ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА

Комментарии к статье

Добавить комментарий

25 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*