О хамстве в театрах

Приглашенные в студию радиостнции "Эхо Москвы" актеры, режиссеры и критики обсуждали недавно  проблему хамства публики. Когда зрители своим поведением мешают течению спектакля, разрушают художественную атмосферу и ранят души артистов. С доказательными и даже душераздирающими примерами.

Скажем, о том, как любимой актрисе Лии Ахеджаковой пришлось играть перед пьяным и распоясавшимся залом. Организаторы ее гастролей перед началом представления устроили в фойе театра фуршет, на котором бесплатно разливали алкогольные напитки. Опьяневшие зрители на протяжении всего действия то и дело выскакивали в фойе подкрепиться. С трудом отыграв спектакль, Ахеджакова прервала финальные аплодисменты и обратилась к публике: «За всю жизнь мне ни разу не было так бесконечно трудно играть, как сегодня. Вы сегодня нас убивали».

Владимир Качан поделился своей гордостью, как сумел во время спектакля «Чайка» осадить зрителя, забывшего отключить свой мобильный. В кульминационный момент объяснения Качана–Треплева с Ниной в маленьком зале театра «Школа современной пьесы» зазвенел мобильный. Качан–Треплев, приблизив лицо к Нине Заречной, спросил: «Это у вас в саду соловьи так поют?» Она кивнула: дескать, да. – «До чего же противно поют!» Зал грохнул смехом.

Перед каждым спектаклем почтеннейшую публику знакомые голоса любимых артистов умоляют отключить свои мобильные телефоны, однако в зале один-два телефона непременно зазвонят, и в самые лирические минуты. И хорошо, если владелец смущенно постарается выключить телефон, а не начнет пространные беседы-объяснения, где он и что делает.

Готова присоединиться к вздохам о нечуткости и некультурности зрителей, упорно не желающих отключать свою чудо-технику, если бы не одно «но»… Давно изобретены устройства-глушилки, которые уже работают в целом ряде российских театров: в частности, в Александринке, в МДТ, в «Мастерской Петра Фоменко». И без всяких уговоров автоматически зал избавлен от нарушителей тишины – главной беды сегодняшнего зала.

Случай с Ахеджаковой сложнее. Давно замечено, что худшая публика в зале собирается на спектаклях-мероприятиях (будь это спектакль, совмещенный с фуршетом, или целевой культпоход школьников). Сейчас в моду вошел корпоративный праздник, совмещенный с просмотром популярной постановки (скажем, этой зимой самые модные корпоративы проводились в МХТ имени Чехова на «Коньке-Горбунке»). Но тут каждый театр сам для себя расставляет приоритеты. Давая публике право хозяина хотя бы на один вечер, нечего удивляться, что она начинает себя вести, как русские купцы в ресторанах (какая же вечеринка без разбитых зеркал и не намазанных горчицей лакеев?).

Надо признаться, что одно из главных удивлений в европейском театре – поведение публики. Какие там звенящие мобильные или хрустящие шоколадные обертки! На еле слышный шорох открываемой программки оборачивается половина ряда. Никто не ерзает, не чихает, не кашляет, не общается с соседом. Не совершает перемещения по зрительному залу, ища свободное место поудобнее. Практически никто не покидает театра ни во время представления, ни в антракте. Дисциплинированно ждут выхода на поклоны…

Но подумайте, слышали ли вы последние лет десять свист или топанье ногами в нашем драматическом театре? Любое представление – даже самое безобразное, после которого сцену надо закидывать тухлыми помидорами, все равно заканчивается аплодисментами.

И вот, мне кажется, здесь и зарыта собака. Наши зрители понимают, что происходящее им не нравится, но выразить свой протест не умеют. Шуршание бумажек, перешептывания, эпидемия кашля в наших залах на 90 процентов обычно является выражением незаинтересованности публики происходящим. Этакий пассивный протест. Они мне со сцены лажу гонят, а я пока sms-ку напишу, шоколадкой закушу, соседке пожалуюсь. Самая сильная форма протеста – уход. Либо тихо в антракте, либо, когда не выдержало ретивое, хлопая сиденьем и громко топая ногами по проходу. Самый наболевший протест слышала во время длинного, занудного и поразительно невнятного представления, когда немолодая интеллигентная женщина, сидевшая в середине ряда и все стеснявшаяся выйти и поднять остальных, где-то на исходе второго часа прочувствованно вздохнула: «И когда же это кончится?!» Что характерно, не только она, но и больше половины зала ответа на вопрос не знали.

Отправляясь в театр, наш зритель (в отличие от европейского), как правило, очень смутно представляет себе, что его ждет. Продолжительность спектакля, жанр представления, степень откровенности языка и визуального ряда (даже о спектаклях, содержащих, ну, очччень откровенные сцены и выражения, нашу публику в отличие от западной никто не предупреждает). А если еще добавить то обстоятельство, что состав зрительного зала за последние десять лет стремительно поменялся: интеллигентные люди в театр стали ходить от силы раз-два в год, а в зал пришли люди, никогда не читавшие Чехова и не знающие содержания «Гамлета»... То и для них театр оборачивается зоной неизвестности. И ведут они себя так, как им позволяют. Позволяют болтать по мобильному, будут болтать. Позволяют входить в зал пьяным – чего же стесняться? А если учесть, что первый театральный опыт сегодняшнего зрителя чаще всего оказывается культпоходом или корпоративом, то к обсуждению случаев зрительского хамства, видимо, поводов будет чем дальше, тем больше.

Но может, прежде чем ругать публику, нашему театру стоит задуматься о себе? О своих целях, задачах и своем позиционировании. Каждый мужчина заслуживает ту жену, которую имеет. Каждый театр заслуживает свою публику. Равно сильные, оба эти утверждения вряд ли абсолютно истинны, но доля истины в них, безусловно, есть.

Автор – Ольга ЕГОШИНА, театральный обозреватель «Новых Известий»

Комментарии к статье

Добавить комментарий

16 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*