О Белле Ахмадулиной

Белла Ахмадулина – лауреат Государственной премии СССР, Президентской премии лауреат Государственной премии СССР, Президентской премии России, Государственной премии России, независимой премии «Триумф», ряда международных  поэтических премий. Награждена орденами Дружбы народов, «За заслуги перед Отечеством». Является почетным членом Американской академии искусств и литературы.

   Я знаю истину простую:
   любить – вот верный путь к тому,
   чтоб человечество вплотную
   приблизить к сердцу и уму.

Белла Ахмадулина родилась в 1937 году в Москве. Еще школьницей она стала заниматься в литературном кружке при ЗИЛе, которым руководил известный поэт Евгений Винокуров. Печататься начала рано. Ее самобытным талантом восхищались и поэты старшего поколения – П.Антокольский, И.Сельвинский, М.Светлов, М. Луговской, и друзья по Литературному институту и выступлениям в Политехническом музее – А. Вознесенский, Р. Рождественский, Б.Окуджава, Е. Евтушенко (который  стал ее первым мужем).

Едва появившись на публике, Белла сразу  завоевала сердца молодежи: и своей утонченной красотой, и  совершенно не похожей ни на чью возвышенной образно-метафоричной поэзтей.

Каждое стихотворение Ахмадулиной раскрывает удивительную ее способность приподниматься над повседневностью. Самые простые,  обыденные вещи, будь то свеча, портрет, дождь, сад приобретают в них особое, почти магическое значение и обретают «душу», которую поэтесса облагораживает, наделяя близкими ей самой  ценностями. А ее ценности – доброта, благородство, доверие и сострадание к людям, великодушие, умение ценить дружбу и верность. Одним из самых сильных человеческих чувств она считает дружбу-любовь и дружбу-творчество и воспевает чистоту дружеских помыслов.

В сегодняшнем меркантильном мире такие качества встречаются редко, поэтому поэтесса часто играет со временем и пространством,  делает в стихах экскурсы в историю. В атмосфере минувших столетий (преимущественно XIX века) она находит те качества, которые составляют ее этическое кредо и которые служат ей нравственной мерой современников.
Обращаясь к образам поэтов-классиков, Ахмадулина как бы стремится обрести духовную родословную. То, что она действительно продолжает традиции Пушкина, Лермонтова, Пастернака, Цветаевой, Ахматовой, Мальденштама, признавали многие поэты, в том числе И.Бродский.

Б.Ахмадулина открыла перед читателем творчество многих прекрасных поэтов народов СССР и зарубежья: ее переводы с грузинского, армянского, абхазского, кабардино-балкарского, с европейских языков отличает та же отточенность слога, как и ее  собственные произведения.

В СССР выпустила  более 10 поэтических сборников (хотя ряд ее стихов в этот период увидели свет только в Самиздате). В  постсоветской России у нее вышло более 15 сборников и собрание сочинений в трех томах. Ее стихи переведены на многие языки.

Белла Ахатовна всегда была на стороне притесняемых режимом. За отказ участвовать в травле Б.Л.Пастернака ее исключили из Литературного института, но, к счастью, затем восстановили. Позже она активно выступала в защиту А.Сахарова, Л.Копелева, Г.Владимова, В.Войновича и других диссидентов.

Это давало основание для официальной критики поэтессы. Ее постоянно упрекали в манерности, выспренности, камерности, критиковали за то, что, в отличие от других «шестидесятников», она избегает общественно-значимых социальных тем. Но так могли говорить только люди, которые руководствовались целью осудить поэтессу. На самом деле она всегда чувствовала родство с людьми, жившими вокруг,  и проявляла к ним   «соучастье любви». Вот что она писала в  стихотворении «Это я»:

Плоть от плоти сограждан усталых,
Хорошо, что в их длинном строю
в магазинах,  в кино, на вокзалах
я последняя в кассу стою –
позади паренька удалого
и старухи в пуховом платке,
слившись с ними, как слово и слово
на моем и на их языке.

6.10.10    Журнал "60 лет – не возраст"

Стихи

***
Влечет меня старинный слог.
Есть обаянье в древней речи.
Она бывает наших слов
и современнее и резче.

Вскричать: «Полцарства за коня!» -
какая вспыльчивость и щедрость!
Но снизойдет и на меня
последнего задора тщетность.

Когда-нибудь очнусь во мгле,
навеки проиграв сраженье,
и вот придет на память мне
безумца древнего решенье.

О, что полцарства для меня!
Дитя, наученное веком,
возьму коня, отдам коня
за полмгновенья с человеком,

любимым мною. Бог с тобой,
о конь мой, конь мой,
конь ретивый.
Я безвозмездно повод твой
ослаблю – и табун родимый

нагонишь ты, нагонишь там,
в степи пустой и порыжелой.
А мне наскучил тарарам
этих побед и поражений.

Мне жаль коня! Мне жаль любви!
И на манер средневековый
ложится под ноги мои
лишь след, оставленный подковой.
1962

Мотороллер
Завиден мне полет твоих колес,
о мотороллер розового цвета!
Слежу за ним, не унимая слез,
что льют без повода в начале лета.

И девочке, припавшей к седоку
с ликующей и гибельной улыбкой,
кажусь я приникающей к листку,
согбенной и медлительной улиткой.

Прощай! Твой путь лежит поверх меня
и меркнет там, в зеленых отдаленьях.
Две радуги, два неба, два огня,
бесстыдница, горят в твоих коленях.

И тело твое светится сквозь плащ,
как стебель тонкий сквозь стекло и воду.
Вдруг из меня какой-то странный плач
выпархивает, пискнув, на свободу.

Так слабенький твой голосок поет,
и песенки мотив так прост и вечен.
Но, видишь ли, веселый твой полет
недвижностью моей уравновешен.

Затем твои качели высоки
и не опасно головокруженье,
что по другую сторону доски
я делаю обратное движенье.

Пока ко мне нисходит тишина,
твой шум летит в лужайках отдаленных.
Пока моя походка тяжела,
подъемлешь ты два крылышка зеленых.

Так проносись! – покуда я стою.
Так лепечи! – покуда я немею.
Всю легкость поднебесную твою
я искупаю тяжестью своею.
1960

* * *

Однажды, покачнувшись на краю
всего, что есть, я ощутила в теле
присутствие непоправимой тени,
куда-то прочь теснившей жизнь мою.

Никто не знал, лишь белая тетрадь
заметила, что я задула свечи,
зажженные для сотворенья речи, -
без них я не желала умирать.

Так мучилась! Так близко подошла
к скончанью мук! Не молвила ни слова.
А это просто возраста иного
искала неокрепшая душа.

Я стала жить и долго проживу.
Но с той поры я мукою земною
зову лишь то, что не воспето мною,
всё прочее - блаженством я зову.
1960

Заклинание
Не плачьте обо мне – я проживу
счастливой нищей, доброй каторжанкой,
озябшею на севере южанкой,
чахоточной да злой петербуржанкой
на малярийном юге проживу.

Не плачьте обо мне –  я проживу
той хромоножкой, вышедшей на паперть,
тем пьяницей, поникнувшим на скатерть,
и этим, что малюет Божью Матерь,
убогим богомазом проживу.

Не плачьте обо мне – я проживу
той грамоте наученной девчонкой,
которая в грядущести нечеткой
мои стихи, моей рыжея челкой,
как дура будет знать. Я проживу.

Не плачьте обо мне – я проживу
сестры помилосердней милосердной,
в военной бесшабашности предсмертной,
да под звездой моею и пресветлой
уж как-нибудь, а все ж я проживу.
1968

Взойти на сцену
Пришла и говорю: как нынешнему снегу
легко лететь с небес в угоду февралю,
так мне в угоду вам легко взойти на сцену.
Не верьте мне, когда я это говорю.

О, мне не привыкать, мне не впервой, не внове
взять в кожу, как ожог, вниманье ваших глаз.
Мой голос, словно снег, вам упадает в ноги,
и он умрет, как снег, и превратится в грязь.

Не можется! Нет сил! Я отвергаю участь
явиться на помост с больничной простыни.
Какой мороз во лбу! Какой в лопатках ужас!
О, кто-нибудь, приди и время растяни!

По грани роковой, по острию каната -
плясунья, так пляши, пока не сорвалась.
Я знаю, что умру, но я очнусь, как надо.
Так было всякий раз. Так будет в этот раз.

Исчерпана до дна пытливыми глазами,
на сведенье ушей я трачу жизнь свою.
Но тот, кто мной любим, всегда спокоен в зале.
Себя не сохраню, его не посрамлю.

Когда же я очнусь от суетного риска
неведомо зачем сводить себя на нет,
но скажет кто-нибудь: она была артистка,
и скажет кто-нибудь: она была поэт.

Измучена гортань кровотеченьем речи,
но весел мой прыжок из темноты кулис.
В одно лицо людей, всё явственней и резче,
сливаются черты прекрасных ваших лиц.

Я обращу в поклон нерасторопность жеста.
Нисколько мне не жаль ни слов, ни мук моих.
Достанет ли их вам для малого блаженства?
Не навсегда прошу – но лишь на миг, на миг.
1973

Осень
Бьют часы, возвестившие осень:
тяжелее, чем в прошлом году,
ударяется яблоко оземь -
столько раз, сколько яблок в саду.

Этой музыкой, внятной и важной,
кто твердит, что часы не стоят?
Совершает поступок отважный,
но как будто бездействует сад.

Всё заметней в природе печальной
выраженье любви и родства,
словно ты –  не свидетель случайный,
а виновник ее торжества.
1973

В метро на остановке «Сокол»
Не знаю, что со мной творилось,
Не знаю, что меня влекло.
Передо мною отворилось,
распавшись надвое, стекло.

В метро на остановке «Сокол»
моя поникла голова.
Спросив стакан с томатным соком,
я простояла час иль два.

Я что-то вспомнить торопилась
И говорила невпопад:
«За красоту твою и милость
Благодарю тебя, томат.

За то, что влагою ты влажен,
За то, что овощем ты густ, 
За то, что красен и отважен
Твой детский поцелуй вкруг уст».

А люди в той неразберихе,
направленные вверх и вниз,
как опаляющие вихри,
над головой моей неслись.

У каждой девочки, скользящей
по мрамору, словно на льду,
опасный, огненный, косящий
зрачок огромный цвел во лбу.

Вдруг все, что тех людей казнило,
все, что им было знать дано,
в меня впилось легко и сильно,
словно иголка в полотно.

И утомленных женщин слезы,
навек прилипшие к глазам,
по мне прошли, словно морозы
по обнаженным деревам.

Но тут владычица буфета
вся белая, как белый свет,
воскликнула: «Да что же это!
Уйдешь ты все же или нет? 

 Ах, деточка, мой месяц ясный,
пойдем со мною, брось тужить!
Мы в роще Марьиной прекрасной
С тобой две Марьи будем жить».

В метро на остановку «Сокол»
С тех пор я каждый день хожу.
Какой-то горестью высокой
горюю и вокруг гляжу.

И к этой Марье бесподобной,
припав, как  к доброму стволу,
потягиваю сок холодный
иль просто около стою.

Комментарии к статье

Добавить комментарий

19 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*