Служить был рад: финансисты – о годах в армии

Это сейчас наши герои — на передовой сражений за высокие финансовые показатели. Настоящая армия в жизни многих из них тоже была. Накануне 23 февраля мы попросили их вспомнить яркие эпизоды, которыми им запомнилась служба.

Олег Тиньков,
председатель совета директоров Тинькофф Банка:

— В 1986 году, работая на шахте (Олег Тиньков родом из Кемеровской области — FP), я жил в ожидании весны, так как очень надеялся, что меня возьмут в СКА, спортивный клуб армии. В противном случае мне светил призыв. И тут мой тренер Иван Степанович единственный, наверное, раз меня подставил — сейчас я уже на него не обижаюсь: что ни делается — к лучшему. Он обещал мне попадание в СКА, но там было всего одно место. В весеннем призыве оказался еще один спортсмен 1967 года рождения. Сын начальника новосибирского СКА. И вместо меня, Олега Тинькова, чемпиона Кузбасса, неоднократного победителя соревнований, в новосибирский СКА взяли этого сынка. Хотя я его одной ногой «обкручивал».

На один взвод в пограничных войсках полагался один пулемет Калашникова станковый, он по весу был как четыре автомата, а по габаритам — как два. Соответственно, бегать и ползать с ним было намного труднее и неудобнее. Из 25 человек никто не хотел, чтобы пулемет достался именно ему. Ко мне подошел наш командир, капитан Салахов, и сказал: «Тиньков, ты мастер спорта, 190 см рост — вот и будешь с пулеметом бегать». Так вместо очередной велосипедной гонки в Новороссийске я попал в армию в школу сержантского состава погранвойск КГБ СССР. Пришлось защищать ваш спокойный сон и наши границы два года и два месяца.

Слухи о дедовщине в Советской армии сильно преувеличены, не так было все плохо. Хотите верьте, хотите нет — у нас в пограничных войсках ничего подобного не было.  Да, в армии своя иерархия. Да, я мыл полы, а «дед» не мыл, но меня ни разу не побили за два года. Могли толкнуть, дать пинка под зад, но никаких избиений не было.

Армия вообще не для слабонервных, не для кисейных барышень. В целом это отрицательный опыт, и вдаваться в детали не хочется. Но я бы все равно рекомендовал пойти служить: получаешь реально много, приходишь другим. Я могу побеседовать с человеком и с большой долей вероятности определить, был он в армии или нет. У служивших есть какая-то сила духа, стержень.

Владимир Киевский,
исполнительный вице-президент Ассоциации российских банков:

— Меня призвали в строительные войска в 1962 году, срок службы тогда составлял три года. Мы строили дома для офицерского состава и штатских, рыли траншеи по переносу коммуникаций в связи с предательством Пеньковского, несли внутреннюю службу. Обстановка в батальоне была в целом нормальная, как таковой дедовщины в принципе не было. Но нужно было за себя постоять (пару раз со «стариками» дрался). А в целом и командиры, и однополчане — люди нормальные, не гнобили.

Как-то наша часть давала шефский концерт для гражданских. Замком взвода дал мне футляр от аккордеона и деньги, чтобы купить спиртного. Я успешно выполнил приказ своего командующего и стал голосовать. Остановился вездеход «козлик», а в нем — патруль во главе с комендантом гарнизона. «Тебе куда, солдатик?» Я представился. «А это что у тебя?» Отвечаю: «Аккордеон, товарищ капитан, для концерта». Он по рации связался с комендатурой, там подтвердили информацию о шефском концерте. Садился с грузом в машину очень осторожно. Удачно закончился концерт, удачно закончил службу. Принимаю экзамен по политэкономике у студента с фамилией того коменданта. Оказалось, это его сын. Я рассказал ему эту историю, а заодно узнал, что капитан уже стал генералом.

Алексей Киричек,
вице-президент, заместитель директора департамента розничного бизнеса ВТБ 24:

— С армией у меня связано семь лет жизни — насыщенной, непростой, но мобилизующей силы. Сначала три года в летном Барнаульском училище — а это сибирские морозы, подъем в шесть утра. Запомнилось, что снега было столько, что с трудом удавалось тащить «скребок» (большую лопату на двоих). Затем два года в знаменитой Военно-воздушной академии имени Ю. А. Гагарина, после — служба в пилотажной группе «Стрижи». Вполне вероятно, остался бы в авиации и дальше, но конец 1990-х и начало 2000-х были не лучшим временем для армии. Гарнизон в Кубинке считался одним из самых элитных авиагородков в стране, но и его суровые перемены не обошли стороной.

Когда прибыл в военную часть, представился командиру, первое, что услышал: «Как у тебя с квартирой, лейтенант? Никак? Ну и ко мне по этому поводу не обращайся». Но энтузиазма было много, и я решил проблему с жильем — остановился в заброшенном домике. Привел его в порядок: от печки до коммуникаций все сделал сам. Но в целом армия дала мне моральную закалку и качественное образование: точные науки преподавались на самом высоком уровне. Это я понял после того, как на гражданке получал второе высшее образование в одном из московских вузов.

Когда я переводился в академию, ушел на нелетный командно-штабной профиль. Мечтал летать с пятого класса, всю жизнь к этому шел — но перспективы в то время у летного российского состава были не лучшие: обсуждались варианты распределения в танковые войска и «выпуска на гражданку». Разменивать мечту на такие перспективы не захотел. При этом полностью был готов к управлению учебным Л-39, а также изучил свои профильные Су-24 и Су-25.

Будучи курсантами, мы, понятное дело, ходили в наряды и караулы. Самым любимым был караул по охране аэродрома. Это была стоянка военных самолетов в районе барнаульского гражданского аэропорта. Хорош караул был тем, что проверяющий туда доезжал лишь раз в сутки, о чем обязательно братья-курсанты, позвонив, предупреждали. Сам же караул состоял из стандартного цикла: два часа дежуришь на сторожевой вышке, два бодрствуешь, потом еще два спишь. Так все повторяется в течение суток. Понятно, что недосып огромный.

Придумали спать на вышке. При этом она не должна была выглядеть пустой. Вшили в армейский тулуп кевларовый ремень от какой-то амуниции — от одного плеча к другому. Принимая пост, ты забираешь тулуп у часового, которого сменяешь, одеваешь его и этим ремнем-петлей цепляешься за крепкий железный крюк, который прикрепили к потолку вышки. Автомат на плече, ноги в валенках, на лице теплая «маска спецназовца» от мороза — все, можно отдыхать: расслабляешь ноги, повисаешь в тулупе, спишь до смены. При этом со стороны выглядишь бдительным часовым с автоматом на плече.

Так вот, сменяя однажды своего товарища, поднимаюсь по вышке и слышу его аккуратный окрик: «Кто здесь?» Даже те, кто не служил, знают, что положено кричать в таких случаях: «Стой, кто идет?» Я насторожился: зачем так спрашивает? Поднялся и тут ясно стало: поскольку из открытых частей тела у него были только закрытые веки, а от пара дыхания на морозе на ресницах повисли знатные сосульки, открыть глаза, когда он проснулся и услышал меня, друг просто не смог. Пришлось отогревать своим дыханием.

Андрей Веселов,
региональный директор Faktura.ru (ЦФТ):

— Первое, на что обращаешь внимание в армии, — это тотальное стремление армейского уклада к порядку: «строй по росту», железный график дня с пробуждением в шесть утра, зарядкой по форме номер два, учебой, нарядами и уставом. Все понятно, все правильно, а если неправильно, то сам дурак. Начинаешь понимать, что в этой суперустойчивой системе потрясающее количество, как бы их назвал коуч, командообразующих тренингов: что ни наряд — так коллективная работа, притирка характеров.

Следующее — один в поле не воин, индивидуализм хуже лепры: не выжить среди своих, среди чужих — тем более. Освоенная мной военно-учетная специальность — 128 000, фельдъегерская почтовая связь. И, как иронизировали наши преподаватели с боевым опытом, номер один по потерям в военное время. Из-за небольшой численности состава в подразделениях спецпочты, каждый погибший фельдъегерь приводил к потерям в десятки процентов. Это не шутка, шла вторая чеченская и нам показывали реальную статистику потерь егерей, перевозивших секретные донесения и документы. Поэтому, чтобы не теряться, надо было учиться.

Дмитрий Анциферов,
руководитель управления техподдержки и эксплуатации
торговых и учетных систем ИХ «Финам»:

— Служить я начал в далеком 1990-м, попал в Закавказский военный округ, в славный город Тбилиси. Думал — повезло: тепло, вкусная еда, море вина. Но вся радость закончилась после месяца службы. В СССР происходили волнения, особенно в Закавказском регионе. Начались постоянные учения и марш-броски.

Забавная история случилась в один из тренировочных дней. Тренировались бросать наступательные гранаты. Среди сослуживцев было очень много людей из тогда еще братских республик, которые и по-русски не говорили. Подходит очередь одного такого сослуживца, которому была оказана честь бросить боевую гранату. Бросали из окопа глубиной 1,5 метра, на земле лежали взрыватели, ящики с гранатами. Рядом — очередь из пяти человек.

Молодой лейтенант объясняет узбекскому срочнику, как и в какой последовательности что делать, куда бросать, тот кивает головой и говорит: «Поняла». Дают команду бросать, срочник дергает чеку и застывает: в одной руке граната взведенная, в другой чека, рядом ящики с гранатами, он крутит головой в разные стороны и не понимает, что дальше делать. До всех начинает доходить, что сейчас он может на всех кричащих ему «бросай гранату!» обидеться и действительно ее бросить, но вопрос — куда? Все ломанулись подальше — такой прыти и скорости покидания окопа полуметровой глубины, наверное, еще не было. Со стороны все это выглядело очень весело.

Завершилось в итоге все благополучно, нашли старослужащего — земляка этого срочника, который подполз к нему и рассказал, что надо делать. Тот наконец все понял и бросил гранату в нужном направлении. После этого события выходцев из братских республик не допускали ни к чему боевому, их перевели на хозяйственный двор ухаживать за скотиной.

Сергей Шелягин,
управляющий директор по развитию биржевой информации
и технологических услуг Московской биржи:

— В конце 1980-х проходил срочную службу в Краснознаменном Белорусском военном округе. После окончания курса молодого бойца в лесах Белорусской ССР меня отправили изучать азы артиллерийской разведки в военную часть номер N, где я и с пользой для здоровья и образования провел оставшееся до дембеля время.

Сразу после военкомата форма еще хрустела. В голове были строчки популярной песни Status Quo — You’are in the army now. Oh, oh, you’re in the army now! Это «ох» очень точно отражало состояние души на протяжении всей службы.

Потом уже считал себя бывалым. Волосы чуть отросли, курс молодого бойца с маршем по белорусским партизанским лесам был пройден. Присяга! «Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнут суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся». И ведь не нарушил!

А в конце службы я носил модную прическу того времени — ирокез (чуб). Он был отличительной чертой зрелого воина (как и в прошлые века), молодым бойцам носить такую прическу категорически не позволялось.

*   *   *

А еще мы нашли среди финансистов человека, который реально участвовал в боевых действиях, — в первую чеченскую кампанию служил в войсковой разведке и был награжден орденом Мужества. По нашей просьбе он поделился воспоминаниями о том времени.

Владислав Исаев,
PR-директор ИХ «Финам»

— Командование решило послать в Чечню наш оперативный полк, разведроте неудобно было отказаться ехать со всеми, а товарищи мои ни в какую не хотели ехать без меня. Другой вопрос, как я вообще оказался в армии в то время, когда ходить туда было немодным. Он еще ждет своих исследователей. Однокурсники мои дружно решили, что я таким коварным способом трусливо уклонился от работы в сельской школе до 27 лет, однокурсницы — что от уз Гименея.

Мне же приятнее думать, что это была своего рода этнографическая экспедиция (я как раз, учась на последнем курсе, семинары по этнографии вел у первокурсников). Просто в СМИ тогда о нашей армии распространяли какие-то фантастические истории, а я любил фантастику, вот и решил посмотреть лично.

По прошествии времени драматизм как-то стирается, вспоминаются все больше смешные истории. Помню, как начальство нам организовало баню. До этого толком помыться негде было, кругом только холмы и овраги, холод, снег и грязь. В котелке на костре много воды не нагреешь, в основном снегом обтирались. А тут к заброшенному дому «химики» подогнали машину-водогрейку, стали туда роты одну за другой возить.

Но разведка же все время в разъездах, к нашему возвращению воды осталось в буквальном смысле по три кружки на брата. Как таким количеством помыться? И тут водила-контрактник наш, дядя Ваня, прошедший Афган, Карабах и три развода, говорит: «Ну чего встали? С первой кружкой намылился, со второй — ополоснулся, а третьей — плещись в свое удовольствие!»

Когда у меня спрашивают, за что я получил орден Мужества, отделываюсь шуткой: «За воздушный таран». Как-то одной девочке рассказывал, что служил в Заполярье, и во время полярной ночи, пока американцы не видят, перетаскивал пограничные столбы вглубь их территории, так сказать, расширял границы Отечества. Но если серьезно, не знаю за какие боевые заслуги дали орден. Представления на меня три раза писали на медаль «За отвагу», а дали в итоге орден, не сказав, за что, — указ секретный и на сайте президента РФ не выложен.

То, что в 1980-1990-е сделали с армией, никогда не должно повториться, если мы хотим уцелеть как государство. Не хватало всего, от обуви до солдат. На мне берцы перед вводом в Чечню развалились от старости, так все, что старшина смог раздобыть, — «пару» сапог — один 41-го, другой 42-го размера. А у меня 43-й. Хорошо, они разношенные были уже. Но что действительно поразило — боевой дух тех ребят, с которыми мне выпала честь служить. В грязи, в холоде, под пулями — никто не ныл, не просился домой.

Для меня, выросшего в счастливой и небедной семье, учившегося в спецшколе, а затем на престижном по тем временам истфаке, в первую очередь армия стала знакомством с реальной жизнью. Выработала новую уверенность в себе, позволяющую браться за задачу, даже если поначалу она кажется невыполнимой.

И понятие страха изменилось. До армии я себя считал очень храбрым, был дважды чемпионом города и области по боксу, ездил на капоте машины и прыгал с мостов, но это была смелость «без головы». На войне тоже не боялся, но лишь потому, что не верил до конца, что все это происходит со мной. А после я стал лучше осознавать риски, даже испытывать страх, особенно за близких. Но и научился контролировать свои эмоции. 

Комментарии к статье

Добавить комментарий

25 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*