Rambler's Top100



Незабываемые годы

Незабываемые годы
 
 

            Я родилась в 1931 году в Новокузнецке. Моих родителей направили туда на строительство металлургического комбината. Строители в ту пору жили там в ужасных условиях: ютились в бараках, в землянках, зимой морозы зашкаливали за 50 градусов. Но люди работали, как одержимые. Владимир Маяковский, который приезжал к нам в то время, писал затем: «Я знаю -  город будет, я знаю – саду цвесть, когда такие люди в стране советской есть». И он не ошибся. И завод был построен, и город возник.

            Потом мы какое-то время жили в Свердловске. А в начале войны отца отозвали в Москву. Он был одним из тех, кто отвечал за эвакуацию фармацевтических предприятий в глубь страны. В 1943 году вся наша семья перебралась в Москву, где прошла моя дальнейшая жизнь.

            В школе я училась хорошо, десятый класс в 1953 году окончила с серебряной медалью. По окончании филологического факультета МГУ несколько лет работала старшим научным сотрудником в Музее Н.Островского, вместе с женой Николая Алексеевича, которая прочила меня на свое место. Но уж очень была однообразная работа, и я сбежала из музея на фабрику «Дукат», где стала заниматься местным радиовещанием. Там я впервые приобщилась к радиожурналистике: бегала по цехам, брала интервью, делала репортажи, освоила магнитофон, который, кстати, весил в ту пору восемь килограммов! На меня обратили внимание в горкоме партии и предложили перейти в редакцию вещания на Москву. Так в 1960 году началась моя работа на Всесоюзном радио.

            В Московской редакции в основном я вела передачу «По письмам москвичей». В журналистском плане это была не столь интересная, сколь важная, нужная работа. Люди жаловались, просили помочь им. И мне приходилось обращаться в разные инстанции, чтобы рассмотрели жалобы или просьбы авторов писем, оказали им помощь. Работа с письмами, конечно, сужала мои творческие возможности. И после окончания факультета журналистики Высшей партийной школы я перешла в Главную редакцию пропаганды, которая была ведущей политической редакцией на Всесоюзном радио. Её состав, структура, руководство периодически менялись. В мою бытность главными редакторами были И.Т.Сизов, Е.Э.Вартанова, затем ее сменил В.М.Панарин, который прошел на радио все ступени творческого роста. Он активно проявил себя корреспондентом «Маяка» по освещению космической тематики. После него, когда я уже ушла на пенсию, главными редакторами были В.М.Лутовинов, а в «предгрозовые» 1989 – 1991 гг. – В.А.Трусов. Заместителями главного редактора в разные годы были С.В.Николаева. В.К.Бысько, В.Н.Кучин, А.Б.Церевитинова, Г.В.Сиденко.

            Отдел, в коем мне довелось работать, несколько раз менял свое название: отдел марксизма-ленинизма, отдел пропаганды марксизма-ленинизма, отдел пропаганды марксизма-ленинизма и коммунистического воспитания. Наряду с нашим в редакции был еще один примерно такого же профиля – общественно-политический отдел. В начале 80-х они объединились в один общественно-политический отдел. Как и вся редакция, в связи с духом времени, потом поменяла свое название, стала называться Главной редакцией общественно-политических программ.

            Нашим отделом несколько лет руководил В.Н. Кучин. После избрания его секретарем парткома Гостелерадио заведующим назначили Б.Ф.Кондратова. Вскоре Кучин вернулся в редакцию, но уже на должность заместителя главного редактора.

            Заместителями заведующего отделом в мою бытность были С.В.Николаева (потом она стала заместителем главного редактора), Н.В.Глазова (позже она возглавила радиостанцию «Родина», которая вещала для наших соотечественников за рубежом), Т.Н.Николаева.

            Экономическим отделом (в 80-х он стал называться отделом экономики, науки и техники ) многие годы руководил В.И.Разин. Его заместителями были В.М.Бордин и Л.П.Швецова – оба прекрасные журналисты; Владимир Михайлович Бордин писал стихи, издал поэтический сборник.

Отдел сельского хозяйства (до его расформирования в 80-е годы и слияния с экономическим отделом) возглавляли Л.П.Швецова, затем Г.В.Сиденко. Обе они в разное время затем были заместителями главного редактора.

            Был у нас в редакции еще отдел сатиры и юмора. В 70-х годах его хотели передать в Главную редакцию литературно-драматического вещания. Уже был приказ на этот счет. Но затем решили отказаться от этой идеи. Отдел многие годы возглавлял писатель В.И.Алёнин (Гланц). Позже его сменил В.М.Лутовинов, который вскоре затем был назначен главным редактором. (В этом отделе, кстати, начинала свою творческую деятельность ведущая телевизионной программы «Аншлаг» Регина Дубовицкая).

            Режиссерскую группу у нас в 60-х годах возглавлял П.А.Горбунов; затем – до ликвидации Гостелерадио – А.В.Качалова. Режиссерами работали В.С.Гейман, Б.К.Дубинин, Э.Г.Верник (Дубинин и Верник затем перешли главными режиссерами в литдрамредакцию), Б.А.Мельников, В.А.Волынский, Б.Я.Корсунский, Л.А.Бывшева. С Э.Г.Верником мы выпустили несколько пластинок: я была автором, он – режиссером.

            Ассистентом режиссера числилась у нас В.Б.Гельфер, но она часто выполняла и режиссерскую работу.

            В редакции было еще три музыкальных редактора: Э.С.Куденко, Т.Б.Бесфамильная (они в основном работали в отделе сатиры и юмора) и Р.А.Браславская.

            Сейчас, на склоне лет, мысленно обращаясь в прошлое, хотелось бы добрым словом вспомнить некоторых своих коллег, увы, не всех (человеческая память, к сожалению, не столь совершенна), с которыми довелось более трех десятков лет работать, общаться в редакции. Многие из них были талантливыми журналистами, настоящими мастерами своего дела. Такими в моей памяти запечатлелись работавшие в экономическом отделе Т.Г.Лордкипанидзе – человек с горячим южным темпераментом, и А.Г.Ревенко. Оба они часто выезжали в командировки, привозили добротные материалы. Ревенко выделялся своими интервью, мог разговорить самого молчаливого собеседника. Характер, правда, у него был совсем не ангельский, он запомнился мне таким задиристым, ершистым. Но дело свое знал хорошо. В этом же отделе успешно работали А.С.Белоцерковец, И.И.Старчакова, Л.Н.Хвостова, О.В.Терентьева (она жила в Ленинграде, долго сотрудничала с нами, затем переехала в Москву).

            Передачи по сельскому хозяйству готовили прекрасные журналисты К.Б.Барабанова, Е.А.Ефремова, В.С.Потапова.

            Из общественно-политического отдела вспоминаю сейчас энергичную, весьма авторитетную у нас Н.Г.Мельникову. В течение ряда лет впервые на радио она вела интересный журнал для женщин. После избрания ее депутатом районного Совета ведение журнала продолжила Григорьева. Не менее интересный журнал «Здоровье» многие годы успешно вела П.А.Севальнёва. Был еще в отделе отличный журналист, прекрасный знаток Москвы и Подмосковья Я.М.Белицкий. Он часто выступал с интересными материалами в эфире и в печати, издал несколько книг.

            Наиболее значимыми были в нашем отделе передачи историко-революционного характера. Помимо меня их вели Р.В.Игнатова, Л.Г.Крупчанская, Б.М.Лещинский, Ю.А.Семенов, К.В.Воеводина. В преддверии юбилея Октябрьской революции ежедневно с утра в эфире звучали передачи из цикла «Хроника Великого Октября», в которых буквально по дням рассматривались бурные революционные события того периода. Нам помогали вести этот цикл своими материалами наши ленинградские коллеги. Иногда они сами целиком готовили передачи. В ту пору, помнится, с нами активно сотрудничал журналист ленинградского радио Лев Поляков. Очень интересная личность, фронтовик, 9 мая 1945 г. расписался на стене Рейхстага. До сих пор у меня хранится его фотография.

            К 100-летию В.И.Ленина мы готовили цикл передач «Годы великой жизни». С именем вождя был связан и цикл передач «Ленинский университет миллионов». Во всех этих передачах выступали виднейшие ученые страны, академики, профессора.

            Сейчас, когда я пишу эти заметки (2010 г) упоминание об этих передачах кому-то может показаться неуместным. Но это ведь наша история, было бы глупо умалчивать о них.

             Регулярно в нашем отделе готовились передачи на военную тему. Для участия в них приглашались самые авторитетные военачальники, маршалы, генералы. Помню, к нам приезжали маршалы В.Л.Говоров, К.А.Мерецков, П.А.Ротмистров, П.И.Батов, многие другие известные военные чины.  К 40-летию Великой Победы у нас был открыт цикл передач «Говорят и пишут ветераны». Сначала мы готовили и вели его вместе с Игорем Григорьевым. Какие-то передачи вел наш корреспондент, участник войны Б.М.Лещинский. Но затем для ведения цикла передач мы решили пригласить Ю.Б.Левитана. И не ошиблись. Это было, как говорится, стопроцентное попадание. Тексты, все материалы, разумеется, готовили ему мы. В передачи включали письма ветеранов войны, интервью с ними, песни военных лет. Юрий Борисович проявил себя прекрасным ведущим. Находил нужную интонацию, форму общения с авторами писем, которые мы получали целыми мешками. Среди них были порой и весьма забавные. Некоторые считали, что передачи ведет не  Левитан военных лет, а его сын. «Юра, твой голос похож на голос твоего папы. Ведь мы помним его со времени войны», - писал один бывший фронтовик.

            В связи с приближающимся 70-летием Юрия Борисовича на радио и в ЦК КПСС шли письма с предложением ходатайствовать о присвоении ему звания Героя Социалистического Труда. Не сомневаюсь, он получил бы это высокое звание. К сожалению, Левитан не дожил до своего юбилея. Символично, что свой последний час он встретил на Белгородчине, куда его пригласили по случаю 40-летия освобождения города от немецких захватчиков. Сорок лет назад, в памятном 1943 году он читал в эфир знаменитый приказ Сталина об этом. В моей памяти Юрий Борисович Левитан остался не только как замечательный, выдающийся диктор, но и как высокопорядочный, широкой души и огромной доброты человек. Среди работников радио такой популярностью в народе ни до него, ни после никто не пользовался.

            Если вернуться к передачам, кои мне довелось готовить, хочу заметить, что среди них были самые разные – как по форме, так и по содержанию, разные по жанру и по своей направленности. Долгое время важнейшей в нашей редакции была передача «Время. События. Люди», идущая ежедневно с 12 часов дня. Ее готовили все отделы, поочередно вели Б.М.Лещинский, М.Б.Лагун, другие наши журналисты, в том числе и я.

            Как-то по телевизору показали фильм «Черный квадрат». Он о том, как в начале 80-х годов чекисты, честные работники милиции и прокуратуры разоблачили мафию в кругах высоких чинов и вышли на коррумпированного секретаря Президиума Верховного Совета СССР М.П. Георгадзе; о том, как Ю.В.Андропов дал санкцию на обыск квартиры Георгадзе, и тот после разоблачения покончил с собой. Для кого-то из телезрителей все рассказанное, наверное, ассоциировалось с сегодншним днем, а меня увиденное вернуло именно в то время, когда развивались события в фильме.

            В конце 60-80-х годов была я корреспондентом радио, аккредитованным для работы в Кремле – на съездах партии, на сессиях Верховного Совета СССР и РСФСР. Была тем, кого сейчас называют «парламентским» корреспондентом. Думаю, не надо объяснять, какую жесткую проверку где-то «там» проходили журналисты, которых допускали к этой работе. Но, пройдя ее, попав в «обойму», дальше ты уже автоматически включался в бригаду и на последующие съезды и сессии. Только получай каждый раз новый спецпропуск.

            На сессиях работать было интересно, потому что каждый раз журналист встречался с новыми людьми.

            Перелистываю старые «парламентские блокноты». Сколько же человек прошло передо мной за годы работы в Кремле! Многие из них надолго остались моими друзьями. Вот, например, Сапар Султанов, узбек, заслуженный врач, ветеран войны, участник парада 7 ноября 1941 года на Красной площади, редчайшей души и высокой культуры человек! Детище его – республиканская больница в Нукусе – до сих пор носит его имя. С  женой Сапара - Верой, русской, всю жизнь прожившей в Узбекистане, тоже медиком, мы долго дружили.

            Листаю, листаю страницы блокнотов. Янис Пинка, колхозный тракторист из Латвии, Герой Соцтруда, очень стеснялся своего акцента. Милый, скромный человек…Михаил Бодашевский, бригадир монтажников из Донецка, тоже герой труда…Писатель Чингиз Айтматов… Валентина Терешкова. С ней всегда было сложно – очень избалована была вниманием. Христофор Бутулу, эвенк, оленевод; он подарил мне меховую расшитую бисером национальную куколку – до сих пор она стоит на книжной полке…

            Вспоминается, как любопытно было наблюдать за изменениями, происходившими с депутатами от сессии к сессии. Новый созыв – половина новых депутатов. Остальные – «незаменимые»: те же «первые лица», видные ученые, писатели, генералы, актеры, директора крупнейших предприятий. «Новенькие» в шикарных мраморных залах Кремля робко жмутся друг к другу и к кому-то из «старичков», ходят стайками, боясь потерять знакомых, - вместе в буфет, в книжный киоск. Все разодеты,тщательно причесаны, на груди у каждого звезды, ордена , медали. Тогда невозможно было представить кого-то в Кремле без галстука, в свитере, в джинсах…

            Почему же фильм «Черный квадрат» и имя Михаила Порфирьевича Георгадзе воскресили во мне все эти воспоминания?

            На одной из сессий мне надо было встретиться с З.П.Пуховой, знатной ивановской ткачихой, избранной не только депутатом, но даже членом Президиума Верховного Совета, - важной персоной для любого журналиста! Я же и раньше была с ней знакома. Ездила в Иваново, делала о ней большую передачу. Была у Зои дома – посидели, поделились своими женскими секретами, перешли на «ты».

            И вот теперь, используя короткий перерыв в заседании, решила договориться с ней об интервью уже в ее новом качестве – члена Президиума. Еле нашла ее в толпе – холл перед залом заседаний довольно узкий, а народу – тысячи две. Пухова стояла в группе женщин, о чем-то оживленно разговаривала. Окликнула ее: «Зоенька!» Мы схватились за руки, и тут я услышала сзади громкий, резкий окрик из другой, сугубо мужской группы: «Ну чего вы к ней привязались?! Дайте человеку вздохнуть!» Я разозлилась и через плечо ответила грубияну (тоже не больно-то вежливо) что-то вроде того, что сама разберусь, с кем мне разговаривать. И когда оглянулась, увидела покрасневшее лицо Георгадзе. Душа нырнула в пятки: обхамила «самого» секретаря Президиума – фигуру высочайшего тогда ранга!

            Зазвенел звонок, приглашая депутатов продолжить заседание. Все направились в зал, а я к выходу – нужно было до следующего, большого, перерыва сбегать в редакцию, благо она была близко – на Пятницкой, за мостом через Москва-реку.

            На лестнице меня догнал очень вежливый молодой человек и поинтересовался, кто я и откуда. Я ответила. На том и расстались. Не успела я влететь в редакцию и сесть за стол, как раздался телефонный звонок. Испуганный голос помощника председателя Гостелерадио собщил, что меня «срочно хочет видеть товарищ Георгадзе». Откровенно говоря, я тогда не на шутку испугалась. Сказала сослуживцам: «Ребята, готовьте для меня сухари», - и отправилась в Кремль, даже не успев никому ничего объяснить.

            Очень вежливый молодой человек ждал меня у входа. Очень вежливо помог раздеться, учтиво проводил на второй этаж… Георгадзе появился моментально, словно не он меня, а я его «срочно вызвала». Мы прошли в длинную, как сарделька, комнату, сели друг против друга – как садятся на допросе.  Георгадзе стал меня распекать за то, что я посмела к члену Президиума! Верховного! Совета! СССР! обратиться «Зоенька», на «ты», да еще при людях!

            Я что-то промямлила, что мы с ней давно лично знакомы, покаялась… О том, что я рявкнула на него самого, речи не было. Хотя, не сомневаюсь, именно это и было причиной вызова «на ковер».

            Отчитав меня, Георгадзе остыл, подобрел, даже позвонил, чтобы принесли чай. В общем расстались мы чуть ли не друзьями. Я поняла, что «оргвыводов» не будет, сухари не понадобятся.

            Вернулась в редакцию, коллеги обступили: что произошло? Рассказала. Все дружно решили, что я легко отделалась.

            А через день, когда я снова пришла в Кремль, узнала, что Георгадзе умер. И никто из нас тогда не подозревал, что в эти два дня  решилась судьба одного из самых могущественных, «неприкасаемых» людей страны. Об этом мне и напомнил фильм «Черный квадрат».

            Ко мне же еще долго приставали товарищи по работе: «Ну что, угробила-таки Георгадзе? Расскажи, как ты его доконала?»

            Еще случай, который мне запомнился из моей работы на сессиях Верховного Совета, произошел в конце 60-х годов. Однажды в перерыве между заседаниями я искала депутата, с которым заранее договорилась об интервью. В фойе было очень многолюдно. «Моего» депутата так в толпе и не нашла, но обратила внимание на немолодую женщину, явно крестьянку. В длинном «мужском» пиджаке, с белым платочком на седых волосах, а вся грудь в орденах и медалях, и звезда Героя Соцтруда, и медаль партизана. Кинулась к ней, представилась, узнала, что она из Белоруссии, бригадир свекловодческого колхоза. Фамилия, к сожалению, в записной книжке не сохранилась, потому что женщина отказалась давать интервью. Как увидела микрофон, замахала руками: «Нет, нет, дочка! Прости! Да я и по-русски плохо гавару!»

            Стала ее уговаривать встретиться позже, в спокойной обстановке: чувствовала, что у этой белорусски необычная биография. И когда мне показалось, что почти ее уговорила, вдруг увидела, как собеседница моя буквально окаменела, лицо побелело, глаза уставились в одну точку за моей спиной. Оглянулась, ничего особенного – стоит группа депутатов-мужчин, тоже в орденах, смеются, разговаривают. Тут прозвенел звонок к началу заседания, женщина повернулась и поспешила в зал.

            Позже по большому секрету одна из сотрудниц аппарата Верховного Совета поведала мне о страшном ЧП, случившемся у них: женщина-депутат из Белоруссии узнала в одном из депутатов карателя-полицая, который на ее глазах заживо сжег в хате двух ее детей. Саму мать как связную партизан расстрелял, но она чудом осталась жива.Тогда и поседела. Женщина сразу сообщила о нем секретарю ЦК Компартии Белоруссии П.М.Машерову, тоже депутату и бывшему партизану.Пока продолжалась сессия, шла тщательная проверка заявления женщины. Все оказалось правдой. Оборотень, который долгие годы жил под другой фамилией, был разоблачен. Естественно, больше никто его на сессии не видел.

            Писать об этом в ту пору нельзя было. Как, впрочем, и о многом другом.

            Мой свёкр И.Т.Виноградов в 50-60-е годы работал в ЦК КПСС и, когда после ХХ съезда началась массовая реабилитация политических узников, он вошел в комиссию ЦК по реабилитации. Много позже, уже выйдя на пенсию, он рассказывал мне о тех днях 1956 года.

            Выжившие в сталинских лагерях коммунисты стали приезжать в Москву, их восстанавливали в партии. Долгими часами они рассказывали членам комиссии, через что им пришлось пройти.

            Как-то, навещая свекра в ту пору в больнице на ул.Грановского, я увидела его в холле, беседующим с писателем А.А.Фадеевым. Они были хорошо знакомы, общались на разных мероприятиях, лечились в Кремлевке. Фадеева лечили в больнице от цирроза печени, хотя при вскрытии после его смерти никакого цирроза у него не оказалось. Просто, видимо, выводили из запоя. А спасаться, забыться хоть в пьяном угаре у писателя было от чего. Когда в 30-х годах начались массовые политические репрессии, «карающая рука» добралась и до его бывших дореволюционных дальневосточных друзей из партии левых эсеров, в которой и он в свое время состоял. Фадеев кинулся их защищать. Зная о расположении к нему Сталина, пришел к нему в Кремль (об этом он рассказал свекру). Сталин дружески посоветовал писателю не встревать в эти дела. «Наши органы сами во всем разберутся. А то им придется заняться еще одним левым эсером, - сказал вождь. И при этом ехидно улыбнулся. «Веришь, Иван, -говорил Фадеев свекру, - я аж вздрогнул. Мне так страшно стало, как никогда в жизни не было! И я ушел».

            А люди, уверенные в его всесилии, писали, приходили, умоляли помочь. Но что он мог поделать? Вот тогда стала быстро седеть его голова, тогда и начались первые отключения за бутылкой. Потом, после смерти Сталина, возвращавшиеся из лагерей люди приезжали в Москву, приходили к нему, упрекали его в бездействии или просто не хотели с ним встречаться, считая его чуть ли не виновником их бед. В последние месяцы жизни он уже не пил, был страшно угнетенным, подавленным.

            Но, пожалуй, самой последней каплей, приведшей к самоубийству, по словам свекра, стала встреча писателя с его юношеской, еще дальневосточной любовью, тоже жертвой репрессий. Фадеев помнил эту девушку красивой, боевой, веселой. А увидел полубезумную старушку. Сопровождавший ее товарищ рассказывал, что, добиваясь от нее показаний, ее били головой о стену, от чего она потеряла рассудок.

            На следующий день Фадеев уехал на дачу в Переделкино и там застрелился. В некрологе сообщалось, что страдал-де он алкоголизмом, потому и покончил с собой… А причина-то была совсем иной.

            Я подготовила об этом передачу, назвала ее «Последняя капля». Но этот материал в эфир не дали.

            Сейчас, просматривая фотографии прошлых лет, задержалась на одной. Она запечатлела памятную дату – 7 марта 1986 года. В тот день нам вручали грамоты и знаки почетных званий РСФСР. И происходило сие событие в здании, известном теперь всему миру: в августе 1991 года в дни путча его живым кольцом окружили защитники Белого дома, а в 1993 году – по мятежному парламенту стреляли уже правительственные танки. Но тогда, шестнадцать лет назад, тихо и мирно работал в Белом доме Президиум Верховного Совета РСФСР, куда и приглашали тех, кому вручались награды России. (Почетные же звания СССР вручались в Кремле). Нашего брата-журналиста отмечали обычно одним званием – Заслуженный работник культуры РСФСР.

            В тот день мы все собрались в большом роскошном холле – помню мраморные колонны, узорчатый сверкающий паркет, огромные люстры из модного тогда чешского хрусталя. На полу – знаменитые ковровые дорожки розово-сиреневого цвета с орнаментом – такие выпускались специально для разных властных помещений. Были они и в Кремле, и в ЦК КПСС, и в обкомах, даже в санаториях бывшего «четвертого управления» - этакий своеобразный знак принадлежности данного дома к верхам. Хожу я по этим самым дорожкам и не вижу ни одного знакомого лица. Где же мои коллеги, с которыми проходили в одном Указе? Уже потом сотрудница Президиума объяснила тонкости подготовки такого мероприятия: на каждое вручение приглашались по 50 человек из самых разных сфер экономики и культуры -  немножко артистов, немножко учителей, строителей, медиков, железнодорожников, работников торговли и т.д.

            Кручу головой в поисках хоть отдаленных знакомых – в другом конце зала мелькнуло лицо композитора М.Таривердиева, потом актеров Кашпура, Яковлева… Вдруг за моей спиной раздается женский вскрик: «О-ой! Гундарева!» Оглянулась – и правда, Наталья Гундарева входила в зал вместе с председателем Президиума В.Орловым. И нас сразу всех пригласили в соседний небольшой зальчик, где уже все было приготовлено к торжественной процедуре. Наталья Гундарева была чудо как хороша! Помня ее героинь

«Сладкой женщины» и «Труффальдино из Бергамо», ожидала увидеть милую толстушку, а она оказалась удивительно стройной, высокой, с осиной талией. Возопившая за моей спиной женщина (как потом оказалось, заслуженная строительница), увидев единственное знакомое лицо, ринулась к актрисе и больше уже ни на шаг не отходила от нее – сидела рядышком, когда вручали награды, держала за руку, о чем-то горячо шептала и глядела влюбленными глазами. Актриса вежливо улыбалась, но выбраться из крепких, рабочих рук поклонницы ей так и не удалось. В тот день Н.Гундарева получила звание народной артистки РСФСР.

            А потом всех пригласили фотографироваться «на долгую и добрую память». В холле все уже было готово: стояли ряды стульев и деревянных ступеней, на каких обычно размещается большой хор на сцене – чтобы всех видно было. Пока Гундарева разговаривала со знакомыми, ее верная поклонница решительно уселась в центре первого ряда, на соседний стул положила свою красную наградную папку и всех подходивших отпугивала громким, как в электричке: «Тут занято!» Но к ней подошел вежливый сотрудник аппарата и попросил пересесть: эти места обычно занимают председатель и секретарь Президиума.Строительница энергичным толчком бедра сдвинула нас, сидящих рядом, а тут и Гундарева подошла. Вот так нас всех и увековечили.

            Держу эту фотографию и вспоминаю тот памятный день 7 марта 1986 года. Я тогда написала об этом событии заметку. Но ее, увы, не разрешили дать в эфир – компрометировала знатную строительницу. Ничего не поделаешь. «Такие были времена», - сказал бы сейчас известный телеведущий В.Познер.

            Я числилась в редакции редактором, обозревателем, комментатором. Но больше всего мне нравилась корреспондентская работа. Поездки по стране давали возможность знакомиться  с другими местами, интересными людьми, я узнавала много нового для себя.

            Однажды журналистская судьба привела меня в деревню Кобрино, что неподалеку от Питера, в Гатчинском районе. Деревенька как деревенька: есть и старые дома, и новые, и все вытянулись вдоль дороги, которая в ту пору была заснеженная, скользкая. Что-то случилось с машиной, водитель стал копаться в моторе. А журналист, с которым мы ехали на задание, - мой коллега с питерского радио – даже обрадовался: «Отлично, что именно тут застряли! Давай зайдем вон в тот домик»

            Неподалеку стояла большая деревянная изба, занесенная снегом под самые окна, а в окошке горел свет. По тропочке в глубоком снегу подошли к дому, оббили сапоги, вошли в сени – и сразу пахнуло таким теплом и уютом: чистые домотканые половички на деревянном, добела отмытом полу, в большой русской печке потрескивают поленья, лампадка светится у икон на божнице…Как со старой доброй знакомой, поздоровался мой коллега с немолодой хозяйкой, похожей на сельскую учительницу, что вышла нам навстречу. Тут все и прояснилось: хозяйка оказалась научным сотрудником Пушкинского музея, хранительницей этой избы, а сама изба «Домиком няни А.С.Пушкина – Арины Родионовны», «подруги дней суровых» великого поэта. Здесь я впервые – к стыду своему – узнала ее фамилию.А то все Арина Родионовна, будто и не было у нее фамилии. А она по отцу – Яковлева, а по мужу – Матвеева.

            В этой избе прожила Арина Родионовна с мужем почти двадцать лет. И даже, когда ее взяли в дом Пушкиных няней (ей в ту пору уже под сорок было), постоянно наезжала сюда, в Кобрино, где оставалась ее семья. Вот такая встреча мне запомнилась. А было их великое множество.

Помню поездки на северную границу, в район Архангельска, где встречалась с пограничниками; в Молдавский винодельческий совхоз, где готовились прекрасные вина высшего сорта и где затем, в период бездумной борьбы с алкоголизмом, вырубили огромные плантации бесценных виноградников – председатель совхоза не вынес этого, покончил с собой.

            За время работы на радио где только мне не довелось побывать! – от Соловецких  до Курильских островов исколесила страну. Несколько раз летала в Среднюю Азию, на Дальний Восток, была на Вилюйской ГЭС, в бухтеТикси. Отовсюду привозила репортажи, интервью, и, конечно, массу впечатлений.

            Помню, во Владивостоке останавливалась в гостинице, из окна которой на середине Амура можно было видеть, пока его не взорвали, остров Даманский. На том берегу виднелись лачуги китайского селения, прохаживались китайские пограничники. Позже мои коллеги, кто побывал здесь, рассказывали мне, что вместо убогого селения на этом месте вырос европейский город с высотными домами.

            Была в Тынде, на БАМе. Мороз страшный, под пятьдесят. Моторы в машинах не выключались, иначе их потом не заведешь. Когда подлетала к городу, видела над ним черное облако дыма от выхлопных газов. А внизу было очень уютно, даже симпатично. Я была в бригаде, которая строила вокзал. Люди в ней – из разных городов. Они подарили мне такой сувенир – разрез рельса на дубовой доске.Вся бригада расписалась на нем. В бытовке было хорошо натоплено. Когда входившие строители вытирали у порога ноги, валенки их моментально примерзали к мокрой тряпке.

            Магнитофон  в ту пору весил уже не восемь, а всего лишь три килограмма. И я носила его на животе под шубой, чтобы на морозе не вышел из строя. Из сделанных записей по приезде в Москву подготовила несколько передач.

            Перелистываю свои журналистские блокноты. Краткие записи возвращают меня в те далекие годы.

             1968 год. Косово. Встреча с югославскими партизанами – ветеранами второй мировой войны. Бывшие воины съехались в город Печ. Поют свои военные песни, в том числе и «Катюшу» - в отрядах было немало русских. Обнимаются, давно не виделись. Все вместе: сербы, хорваты, албанцы – тогда югославы… Потом дети и внуки их убивали друг друга.

            Грозный, 1983 год.  Знакомая журналистка-чеченка получила долгожданную квартиру в новом доме, на площади Минутка, красиво обставила. Счастлива безмерно! Остаюсь ночевать у новосёлки. С утра едем в Аргун, оттуда в Шали на комсомольскую свадьбу: чеченка Эльмира и русский Юра выросли вместе, сидели за одной партой и вот женятся…От того дома на площади Минутка потом не осталось и фундамента, а что с молодой семьей даже представить трудно.

            Апрель, 1986 год. Встреча нового секретаря Московского горкома КПСС Б.Н.Ельцина с пропагандистами. Борис Николаевич стройный, еще не седой, очень уверенный в себе. Рассказывает, какие записки получает иногда из зала: «Горбачев тебя привел, останешься без штанов. Москве ты не нужен». Вышел из-за трибуны: «А я успел в Свердловске приодеться. Вот туфли купил за 23 рубля. Так что на пятилетку хватит». Все одобрительно смеются, аплодируют… Куда подевались те надежды и симпатии?..

            И все же в старых блокнотах осталось больше светлых, добрых воспоминаний. Одно из них – Сахалин, который за несколько командировок проехала весь – от «крутого бережка пролива Лаперуза» до Охотского моря.

            1979 год. Позади шестнадцать часов полета. Конечно, устала, затекли ноги. Но через два часа после приземления в Южно-Сахалинске снова сажусь в самолет, теперь уже в маленький, уютный ЯК-40 и – на самый север, на Оху. А оттуда на машине в село Некрасовка – цель моей поездки. Должна рассказать о жизни нивхов, древнейших (еще из эпохи неолита) аборигенов Дальнего Востока, о национальном нивхском рыболовецком колхозе «Красная заря»…

            Тогда, тридцать лет тому назад, нивхов было у нас всего 4,5 тысячи – часть жила на Амуре, другая здесь, на Сахалине. Сейчас их, наверное, и того меньше – вырождаются нивхи, ассимилируются. Долго не было у них своей письменности. Только в советское время нивхский писатель Владимир Санги создал на основе русского алфавита для своего народа письменность. Нивхская молодежь может теперь читать книги на родном языке, писать.

            Вернувшись в Москву, я еще несколько лет переписывалась с местными педагогами, послала для школьного музея пленку с записью репортажа о Некрасовке, какие-то серебряные нити и редкого размера иглы раздобывала и отсылала – это для ребятишек знаменитого на весь Сахалин нивхского интерната, где обучают детей древнему искусству их предков: национальной вышивке, резьбе по кости, изготовлению берестяной и деревянной посуды.

            Но потом время и расстояние в несколько тысяч километров развели нас.

            Когда на Сахалине в 1995 году случилось страшное землетрясение, стершее с лица земли город Нефтегорск, а он ведь совсем близко от Охи и Некрасовки, так захотелось узнать, что стало за это время с дорогим мне местом, с добрыми, трудолюбивыми людьми? Написала буквально «на деревню дедушке» - думала, вряд ли кто помнит меня. Но вскоре получила письмо от руководителя сельской администрации Лидии Ивановны Любых, спасибо ей! Она так подробно поведала о житье-бытье некрасовцев, что я будто вновь побывала на далеком острове.

            Вот пишу эти заметки -  кубок на стеллаже, изготовленный и подаренный мне ребятишками по фамилии Ватын, и рядом стоящая крошечная фигурка нивхи, одетой в меховой национальный наряд, теперь напоминают мне о той незабываемой поездке.

            После ликвидации Гостелерадио я в течение ряда лет работала нештатным корреспондентом газеты «Достоинство». На таких же правах с этой газетой, кстати, сотрудничали моя коллега по редакции Дубровицкая Л.К. и бывший заместитель главного редактора литературно-драматического вещания Б.И.Сударов. Хорошая была газета, в ней публиковались интересные материалы. К сожалению, потом она перестала выходить, спонсоры отказали ей в поддержке.

            Из эфирных подразделений распавшегося Всесоюзного радио «на плаву», в урезанном виде, остались только радиостанция «Маяк», радиостанция «Юность», московские (городская и областная) редакции; из оркестровых и хоровых коллективов Главной редакции музыкального радиовещания был создан «Музыкальный центр». Какое-то время существовало безликое «Радио-1». Но больше половины бывших работников Всесозного радио, около 600 человек, остались без работы. Кто-то из тех, кто помоложе, устроился во вновь образовавшиеся радийные структуры, кто-то уехал за рубеж. Из нашей редакции эмигрировали в США режиссер Б.Я.Корсунский с женой-редактором Л.Н.Хвостовой, корреспонденты Л.А.Борщевский и Б.А.Тоддес. В США, Израиль уехало несколько человек и из других редакций.

            Оставшиеся не у дел бывшие сотрудники Всесоюзного радио создали ветеранскую организацию. Помню, в кинозале на Пятницкой, 24, которого сейчас уже нет, руководство Иновещания поделило его на рабочие места, мы собрались, избрали Совет ветеранов во главе с Б.И.Сударовым, его заместителем стала я. В первые годы существования организации благодаря финансовой поддержке руководства телерадиовещательной компании «Останкино» многое удалось сделать, чтобы облегчить положение ветеранов. Об этом сейчас можно было бы немало интересного вспомнить. Но это уже другая, отдельная тема.

            Хорошо, что в Интернете создан музей телевидения и радио. Нашим потомкам, всем, кто будет интересоваться историей развития телевидения и радио в нашей стране, материалы музея несомненно окажут неоценимую помощь.

 

Галина ВИНОГРАДОВА

Заслуженный работник культуры РСФСР,

бывший редактор, комментатор, обозреватель Главной редакции общественно-политических программ Центрального внутрисоюзного радиовещания

Март, 2010 г.

Источник

Комментарии к статье
Добавить комментарий


Читайте также:





























 

 

 













 
        




            П О М И Н К И    год 1896




Ностальгия











Как Мы жили в СССР:

Почему многие люди вспоминают

времена СССР, как счастливые?



 




*******************************













Партнеры

Из почты

Навигатор

Информация

За рубежом

"Когда мужчине сорок лет..."
 
Когда мужчине сорок лет, 
ему пора держать ответ: 
душа не одряхлела?- 
перед своими сорока, 
и каждой каплей молока, 
и каждой крошкой хлеба. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то снисхожденья ему нет 
перед собой и перед богом. 
Все слезы те, что причинил, 
все сопли лживые чернил 
ему выходят боком. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то наложить пора запрет 
на жажду удовольствий: 
ведь если плоть не побороть, 
урчит, облизываясь, плоть - 
съесть душу удалось ей. 
 
И плоти, в общем-то, кранты, 
когда вконец замуслен ты, 
как лже-Христос, губами. 
Один роман, другой роман, 
а в результате лишь туман 
и голых баб - как в бане. 
 
До сорока яснее цель. 
До сорока вся жизнь как хмель, 
а в сорок лет - похмелье. 
Отяжелела голова. 
Не сочетаются слова. 
Как в яме - новоселье. 
 
До сорока, до сорока 
схватить удачу за рога 
на ярмарку мы скачем, 
а в сорок с ярмарки пешком 
с пустым мешком бредем тишком. 
Обворовали - плачем. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
он должен дать себе совет: 
от ярмарки подальше. 
Там не обманешь - не продашь. 
Обманешь - сам уже торгаш. 
Таков закон продажи. 
 
Еще противней ржать, дрожа, 
конем в руках у торгаша, 
сквалыги, живоглота. 
Два равнозначные стыда: 
когда торгуешь и когда 
тобой торгует кто-то. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
жизнь его красит в серый цвет, 
но если не каурым - 
будь серым в яблоках конем 
и не продай базарным днем 
ни яблока со шкуры. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то не сошелся клином свет 
на ярмарочном гаме. 
Все впереди - ты погоди. 
Ты лишь в комедь не угоди, 
но не теряйся в драме! 
 
Когда мужчине сорок лет, 
или распад, или расцвет - 
мужчина сам решает. 
Себя от смерти не спасти, 
но, кроме смерти, расцвести 
ничто не помешает.
 
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.