Rambler's Top100



«Голос Родины» умел держать язык за зубами

«Голос Родины» умел держать язык за зубами

«Я советский человек, и этим всё сказано», — говорил диктор Левитан в редких интервью иностранным корреспондентам. Любые попытки заговорить с ним даже в самом узком кругу о политике, советской власти, диссидентах или антисемитизме пресекались мгновенно. Он не мрачнел, не сердился, а с милой улыбкой переводил разговор на какую-нибудь безобидную тему…

В 70-е ходила байка, что композитор Никита Богословский как-то сказал своему приятелю Левитану: «После твоей кончины, Юра, твоё горло надо бы отдать в Институт мозга». Намёк на то, что в творческих кругах знаменитый диктор считался человеком не слишком образованным, а вот голос Бог дал неповторимый. Сам Юрий Борисович утверждал, что это чепуха: ничего подобного Богословский не произносил, что шутка злая, наверняка выдумана завистниками. Обычно, кстати, он обижался редко, по крайней мере внешне, и на мифы о себе реагировал с усмешкой, ничего не подтверждая, но и не отрицая. Ему всегда нравилось быть несколько загадочным.

А мифов было предостаточно. Один из первых придуман высоким начальством. Когда Левитан уже стал «голосом Родины» и на Великой Отечественной этот голос получше командирских приказов поднимал в атаку солдат, ему поменяли один пункт анкеты. В графе «Происхождение» отныне Левитан писал: из рабочих. Как же, главный диктор советского радио — и вдруг родился в семье портного из города Владимира. Один совсем уж ретивый работник идеологического фронта даже предложил и графу «Национальность» Левитану поправить, но тут «наверху» хватило ума поправить самого работника.

Юрий Борисович избегал разговоров и о происхождении, и о национальности. «Я советский человек, и этим всё сказано», — говорил он в редких тогда интервью с иностранными корреспондентами. Любые попытки заговорить с ним даже в самом узком кругу о политике, о советской власти, диссидентах или антисемитизме пресекались мгновенно. Он не мрачнел, не сердился, а с милой улыбкой переводил разговор на какую-нибудь безобидную тему.

Самый известный диктор СССР с первых лет работы на радио научился держать язык за зубами. Коллеги и друзья (которых у него было совсем немного), конечно, пытались расколоть Левитана на истории о хозяевах страны, о кремлёвских тайнах. Тщетно. Один молодой диктор как-то сказал ему: «Юрий Борисович, давайте-ка выпьем как следует и чего-нибудь этакого поведаете…» — «Я как следует не пью», — ответил Левитан. И неожиданно добавил: «Поэтому до сих пор цел-невредим». Других откровений от него не дождались.

Разговоров о своей личной судьбе Левитан тоже избегал. Ходили слухи о его многочисленных романах, особенно после развода с первой и единственной женой. Любвеобилие знаменитого диктора — тоже миф. Он, разумеется, был ценителем слабого пола и ему часто отвечали взаимностью — ещё бы, такой завидный холостяк. Но о своих победах на сердечном фронте Юрий Борисович не распространялся даже в самом узком кругу. Он считал, что такие разговоры унижают мужчину. Левитан редко появлялся на людях с дочерью Наташей, черноглазой кокетливой красавицей. Наташа была его огромной любовью — и болью. В молодые годы она хорошо погуляла в компаниях молодёжи из высшего общества. Легенды о её похождениях ходили по Москве. Левитана такие разговоры страшно коробили. Однако и об этом он молчал.

Зато мог часами рассказывать о своей работе, о коллегах, среди которых особенно любил диктора Ольгу Высоцкую, свою ровесницу. И конечно, о встречах с фронтовиками. В 70-е годы его часто приглашали на слёты ветеранов. Помпезные митинги, военачальники, партийные бонзы. Но только на Левитане после официальных докладов гроздьями висла солдатская братва, только к нему так тянулись за рукопожатием, только ему со слезами на глазах улыбались люди, которые сломали такую войну… Больших начальников это злило донельзя. Однажды, когда в очередной раз Левитан шёл в окружении толпы, человек с большими звёздами на погонах отчётливо бросил: будто воевали не мы, а только этот жидёнок. Какой-то фронтовик услышал реплику — и плюнул генералу в лицо.

У него было много завистников, которые, например, утверждали, что «этот великий» очень богат и очень скуп. «Этот великий» жил в небольшой двухкомнатной квартире, зарплата, правда, у него была по советским меркам немалая — рублей четыреста в месяц. Но какое это богатство по сравнению, например, с доходами тогдашних мясников и прочих работников торговли времён повального дефицита! А что касается скупости… Он налево-направо давал в долг всем, кто попросит, никогда не напоминая о том, что деньги хорошо бы вернуть. Его помощь десяткам людей с дефицитными лекарствами, с установкой телефона, с решением квартирных проблем — уж точно не миф, а реальность. Когда его благодарили, Левитан смущённо отшучивался: «Мне же это ничего не стоило. Только позвонить начальству». Его голос действовал на чиновников магически. Ну вот совсем нельзя, но это ведь Левитан просит. Значит, можно.

Со своим уникальным голосом Юрий Борисович любил баловаться, как ребёнок с дорогой игрушкой. Обожал рассказывать анекдоты, которые сам и сочинял. Например: в магазине Левитан негромко просит взвесить ему килограмм колбасы, а в руки положено отпускать полкило. Очередь злится: это кто там говорит? Левитан своё коронное «говорит Москва».

Он всегда был в тонусе: весёлый, доброжелательный, на работу ходил с неизменной улыбкой. Сотрудники, от коллег-дикторов и журналистов до звукооператоров, монтажёров, уборщиц, его обожали: встретишь Юрия Борисовича — и жить хочется. Поникшим и грустным его увидели только однажды, да и то самые близкие люди. В начале 70-х годов из ЦК КПСС пришла секретная директива: присвоить звание Героя Социалистического Труда лучшему работнику Всесоюзного радио. В истории такого ещё не было. Закрытая информация быстро просочилась в коридоры Радиокомитета. Ну кто ещё, кроме Левитана… Он тоже поверил в будущую награду. В нём сидело вполне объяснимое тщеславие, хотя сам диктор это всегда скрывал. Только шутил как бы между прочим: у меня уже есть ордена Почёта и Трудового Красного Знамени. По восходящей. Следующий — орден Ленина, а лучше — вместе со звездой Героя. Может, доживу.

Звание получил председатель Гостелерадио СССР Лапин. Все ахнули. Но что толку.

Но больнее было другое. К этому времени Юрий Борисович работал совсем мало. Ему всё реже поручали читать исторические заявления руководства страны о победах в космосе и на земле, новогодние поздравления, сообщения ТАСС. Появились новые голоса — и на радио, и на стремительно набиравшем силу телевидении. Теперь легендарный диктор изредка читал сводки новостей в смену с молодыми коллегами. Ему приказали: голос не форсировать, должна быть сдержанная интонация. У Левитана так не получалось.

Несколько месяцев Юрий Борисович не работал вообще: инсульт, долгое лечение. Завистники шушукались: кончился «великий». До сих пор некоторые биографы Левитана утверждают: в конце жизни диктор почти не работал, пытался только писать мемуары, которые у него плохо получались.

Это неправда. В 1976 году «наверху» решили: нужна радиопередача о ветеранах. Первый вопрос: кто ведущий? В кабинетах ЦК обсуждались кандидатуры лучших актёров страны: Михаила Ульянова, Василия Ланового, Кирилла Лаврова. Можно только догадываться, кто принял решение: это будет Юрий Левитан. Считалось, что так приказал Сергей Лапин. Есть другая версия: председатель Телерадиокомитета вовсе не хотел этой кандидатуры. Так решил куда более могущественный человек. Генсек Брежнев.

Передачу назвали «Говорят и пишут ветераны». Эфир — четырежды в месяц по часу. Текст для Левитана писали по очереди четверо журналистов. Автор этих строк был одним из них. Сначала мы не слишком верили, что «покатит». Левитан привык читать особые, иногда счастливые, иногда трагические, но всегда пафосные сообщения. А теперь нужна была трогательная интонация, лирика, актёрское мастерство. Через месяц Левитан доказал, что он и в новом деле великий. Юрий Борисович говорил нам, что так счастлив не был никогда. Мешки писем от фронтовиков, по сорок тысяч ежемесячно. Снова встречи, поездки по стране. Жизнь вернулась. Страшно жаль только, что всего на семь лет.

В 83-м Левитан поехал для подготовки спецвыпуска передачи в Курск: там праздновали 40-летие первого салюты войны. Ночью, в гостинице маленького городка Умань, ему стало плохо. Врач местной больницы определил: это инфаркт, немедленно в палату. «Какая палата для всенародного достояния в нашей дыре? — кричал секретарь парткома. — С меня голову снимут, если что. Везти в Курск, в областную больницу». До города четыре часа по российским дорогам. Его растрясли по пути, идиоты, рыдал главврач, надо было там лежать. Августовским утром 83-го народный артист СССР Юрий Борисович Левитан скончался.

Вскоре передачу закрыли. На радио говорили: она просто умерла вместе с ним. Сегодня на Новодевичьем кладбище у памятника Левитану ежегодно в связи с памятной датой собераются его коллеги-дикторы, его ученики. Их осталось человек десять.

Анатолий ЯРОШЕВСКИЙ        Источник

Комментарии к статье
Добавить комментарий


Читайте также:





























 

 

 













 
        




            П О М И Н К И    год 1896




Ностальгия











Как Мы жили в СССР:

Почему многие люди вспоминают

времена СССР, как счастливые?



 




*******************************













Партнеры

Из почты

Навигатор

Информация

За рубежом

"Когда мужчине сорок лет..."
 
Когда мужчине сорок лет, 
ему пора держать ответ: 
душа не одряхлела?- 
перед своими сорока, 
и каждой каплей молока, 
и каждой крошкой хлеба. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то снисхожденья ему нет 
перед собой и перед богом. 
Все слезы те, что причинил, 
все сопли лживые чернил 
ему выходят боком. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то наложить пора запрет 
на жажду удовольствий: 
ведь если плоть не побороть, 
урчит, облизываясь, плоть - 
съесть душу удалось ей. 
 
И плоти, в общем-то, кранты, 
когда вконец замуслен ты, 
как лже-Христос, губами. 
Один роман, другой роман, 
а в результате лишь туман 
и голых баб - как в бане. 
 
До сорока яснее цель. 
До сорока вся жизнь как хмель, 
а в сорок лет - похмелье. 
Отяжелела голова. 
Не сочетаются слова. 
Как в яме - новоселье. 
 
До сорока, до сорока 
схватить удачу за рога 
на ярмарку мы скачем, 
а в сорок с ярмарки пешком 
с пустым мешком бредем тишком. 
Обворовали - плачем. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
он должен дать себе совет: 
от ярмарки подальше. 
Там не обманешь - не продашь. 
Обманешь - сам уже торгаш. 
Таков закон продажи. 
 
Еще противней ржать, дрожа, 
конем в руках у торгаша, 
сквалыги, живоглота. 
Два равнозначные стыда: 
когда торгуешь и когда 
тобой торгует кто-то. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
жизнь его красит в серый цвет, 
но если не каурым - 
будь серым в яблоках конем 
и не продай базарным днем 
ни яблока со шкуры. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то не сошелся клином свет 
на ярмарочном гаме. 
Все впереди - ты погоди. 
Ты лишь в комедь не угоди, 
но не теряйся в драме! 
 
Когда мужчине сорок лет, 
или распад, или расцвет - 
мужчина сам решает. 
Себя от смерти не спасти, 
но, кроме смерти, расцвести 
ничто не помешает.
 
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.