Начало оккупации.

Родился я в марте 1937-го, в тихом украинском городке, который расположен в самом центре Украины, на правобережье Днепра. То есть, в 1941-м мне было 4 с лишним, а это – тот самый, подходящий возраст, чтобы грабить магазины, чтобы запомнить и потом рассказать вам об этом. Так вот, первые два с половиной года войны я прожил в оккупации, и никак этого не замолчать, и никак не приукрасить мою биографию. Что было, то было, и никуда от этого не деться. Из песни слова не выкинешь. Единственное, что меня несколько утешает, это тот факт, что я лично в этом не виноват. По причине моего малолетнего возраста. А взрослые?

Ну, мне очень хотелось бы рассказать об их героических подвигах, об их доблести и славе, но, увы… Кто-то из них безвестно пропал на войне, кого-то тяжело ранило, и он вернулся на костылях, кто-то выжил в войну, но после войны погиб от руки бандита. И наград, если их распределить поровну, совсем немного. Да, всяко было. Вот, об этом я вам и расскажу честно и добросовестно.

Понимаете, есть история, которую составили наши историки в погонах. Но, вы же понимаете, они с этого живут, за это они получают свои пайки, привилегии, московскую квартиру, раннюю пенсию, а на плечи - погоны с огромными звездами, плетеными из золота. С правом ношения до самой смерти. А я чем могу похвастать? Только правдой!

Да, война – это дело ужасное. Говорят, что из тех, кто ходил в атаку, уцелело только три процента. Да и те – инвалиды. Они, конечно, портили всю эту красивую послевоенную картинку, поэтому их всех собрали и отправили куда-то на Валаам. С глаз долой – из сердца вон! А тем, кто воевал в штабах, кто сдерживал японцев на Дальнем Востоке, тем было, вроде бы, и неплохо. И наград побольше, и в живых остались. В общем, кому война, а кому – мать родная. Говорят, что 50 миллионов погибло. Но, если вождь сказал, что погибло 6 млн., вместе с гражданскими лицами, то так оно и есть. Конечно, мы понимаем, что это - вранье. Но, ведь, и солгать можно красиво. За это нас и кормят.

С павшими, однако, как-то нехорошо получилось. Сначала было 6 млн. Потом власть сменилась и сразу стало 20 млн. Потом власть еще не раз менялась, росли и цифры: 27 млн., 40 млн., 50 млн. А каждый выбирает ту цифру, которая ему больше нравится. Это, в зависимости от того, что ты имеешь от этой власти. Обратно пропорциональная зависимость, так сказать. А точной цифры никто и не знает, да и вряд ли когда-либо это станет известно. Одним словом, пало очень много, десятки миллионов.

Недавно Саша Сотник ходил с микрофоном по Москве и спрашивал молодых о количестве павших. В ответ он слышал только хихиканье, дескать, какой же глупый! И что спрашивает!? А одна, с виду - восьмиклассница, уверенно и с гордостью заявила, что погибло несколько сотен человек. Наверное, ее знание арифметики на этом и кончилось. Но, нам-то всегда надо называть ту цифру, которая сегодня считается официальной. А иначе, за что нас будут кормить? Вернемся, однако, к моим родственникам.

Итак, моим родителям в 1941-м было 33 года (отцу), и 28 лет (матери). Самый призывной возраст. Иди и защищай свою Родину. Как говорит официальная история и пропаганда, все и пошли на войну. Но, это была Украина. Там - своя специфика. Незадолго до того, в 1932-м, по Украине прошел голод, наши историки и сегодня спорят – голод это был, или так, временные трудности. Конечно, голод! – скажу я.

Тогда от голода умерло около 7 млн. украинцев, а во всей стране от голода умерло около 10 млн., но кто об этом сейчас помнит? А, ведь, там было как?.. Все деревни были окружены войсками НКВД, мышь не проскочит, и всем крестьянам предписывалось умереть в своей деревне и не омрачать красивую картинку страны, успешно строящей социализм и несущей счастье всем трудящихся на земле. А тут!?

Да, мышь не проскочит, но, были среди умирающих и такие, кто ночью выползал из окружения и доползал до ближайшей ж\д станции – там можно было съесть объедки, выброшенные из вагонов, так вот, они, действительно, портили ту самую картинку всеобщего счастья, и московские дамочки, которые в белых платьях ехали в Крым, на отдых, они зажимали свои носы и закрывали окна вагонов, потому, что «воняет». Вот так, кому-то Черное море, а кому-то черное горе. А нам сейчас говорят, что «весь советский народ, как один человек…».

А как уцелели мои родители? Все дело в речке… Понимаете, наш дом стоял на берегу речки, мы жили по эту сторону, то есть, в городе, у нас колхоза не было, а за речкой была колхозная земля, вот, тем и пришлось туго. Получается, спасла нас речка. Такой вот, счастливый случай. А родители мои имели право выехать, куда хотели, как горожане, ну, они и спаслись от голода в Кривом Роге. Там они красили железные кровати. Страна тогда боролась за мир во всем мире, поэтому солдатских кроватей требовалось много. Это, вот, и спасло моих родителей от голодной смерти, благодаря этому я и родился.

Такое, вот, предисловие. А без этого предисловия и не понять мой дальнейший рассказ. Понимаете, я несколько раз пытался написать о том, что я видел, но все это входило в такой дикий диссонанс с официальной историей, что я вскоре удалял все написанное. Но, если я и сейчас не расскажу об этом, то кто?

Итак, 1941-й год, совсем недавно был ужасный 1932-й, и с учетом этого факта и происходило все то, что происходило. Июль месяц, вершина лета, наши уже ушли, точнее – бежали, сломя голову, а немцы еще не пришли. На севере, в 200 км, под Киевом, шла битва; на юге, в каких-то 50 км, в Зеленой Браме, немцы добивали остатки наших несчастных, 6-й и 12-й советских армий, и я еще помню звук тех орудийных выстрелов, это было похоже на удары палкой по железной крыше. Эту трагедию потом описал Евгений Долматовский, в своей документальной повести «Зеленая Брама». Ну, не сразу, конечно, а когда это уже было разрешено. А до того? Ну, понимаете, диссонанс.

Вернемся, однако, немного назад. У тети Дуси, которая в 1940-м стала женой моего дяди Лени, было две сестры и брат Сергей. Было им по 14 – 18 лет, самое время идти и создавать подпольную комсомольскую организацию, но, увы…, они просто развлекались. Ну, как все. Одни развлекались, а другие грабили магазины. Такое было время. Хотя, пряников сладких всегда не хватает на всех. С Сережкой я подружился еще до войны, и он всегда таскал меня за собой, но в тот момент он обо мне забыл, он был занят, а когда вспомнил, то там уже ничего не осталось, там и грабить-то было нечего.

Пошли мы с ним, однако, еще раз в город, через окно залезли в магазин игрушек, он располагался слева, это было последнее здание там, где улица Энгельса пересекается с перпендикулярной улицей, которая когда-то называлась проспектом Сталина, потом – проспектом Октября, а сейчас – проспектом Шевченко. В общем, главная улица города. Была, правда, в нашем городе и улица Ленина, и она была намного невзрачнее, но, вы же сами понимаете, кто был тогда для городских властей важнее.

Вернемся, однако, к нашему главному делу. Магазин игрушек тоже был к тому времени разграблен, и мне досталась только обезьянка на резинке. Если дернуть резинку вверх, то обезьянка тоже прыгала вверх-вниз и махала передними лапками. Скривился я, но понес показать свою добычу моей бабушке, матери моей мамы. Думал, что обрадуется. Разговор состоялся в доме моего деда, женой которого и была моя бабушка. «Где был?- Грабил магазины». Тут бабушка оживилась и заинтересованно спросила: – «Что принес?». Нехотя показал я свою обезьянку, бабушка подергала за резинку и сказала: - «Черт те шо!». Я готов был сквозь землю провалиться от стыда и от своей явной беспомощности.

Пошел я опять к Сережке. Там, у стола, уже сидели сестры тети Дуси и забавлялись заводными машинками, которых было несколько. Например, если мотоцикл заведешь и правильно повернешь руль, то он и будет ездить по кругу, пока пружинка не ослабнет. В общем, чудо! Пошел я домой и на выходе, у двери, увидел на полу кучу таких же машинок. И, главное, никто не видит. Забилось мое сердечко, ну, одну машинку я и украл.

Пошел я с этой машинкой к моей бабушке, матери моего отца, похвастать. Немного не дошел, и тут навстречу Толя Ткаченко, их сосед, на два-три года старше меня. «А что это ты несешь? О, машинка!». Повертел Толя мою машинку в руках и сказал: - «Ее надо помыть в этой луже». Машинка была чистая, лужа была грязная, но я застеснялся и промолчал. « Сейчас мы эту машинку помоем и повесим, вот, на этот кустик, чтобы высохла, ты иди к бабушке, а я побуду здесь, а потом сухую машинку я тебе и отдам». Я смутно понимал, что меня надувают, но, делать было нечего, пошел я к бабушке. Конечно, потом на том месте уже ни Толи, ни машинки не было. Дома мой отец на меня посмотрел, понял, что случилось что-то неприятное, и быстро меня «расколол».

Здесь я немного расскажу о своем отце. Война уже шла вовсю, но советская власть еще была на месте. Моего отца мобилизовали, а потом их всех погнали пешком на восток, в сторону Шполы и Черкасс. Через несколько дней отец вернулся домой, говоря официальным юридическим языком, он дезертировал. А это было серьезно! За это, по законам военного времени, полагался расстрел. И расстрелять его должен был мой дядя Леня, мамин брат, о котором я уже рассказывал в своей статье под названием «Дядя Леня». Рассказ этот был опубликован и в Интернете, и на этом сайте, а кто захочет, тот сам может все найти и прочесть.

Итак, отец мой отсутствовал, примерно, неделю, потом вернулся с войны, домой, и стал прятаться за густыми растениями, которые мы называли «вениками»; там, за сараем моего деда, отца моей мамы, он тихо лежал на каких-то тряпках. Моя мама готовила ему еду в доме своего отца и моего же деда, а мне было приказано никому ни слова. Я гордился тем, что мне доверили и в меня поверили, но, вскоре и прокололся, когда во весь голос стал кричать маме, что «батько просит воды!». Ничего удивительного, идет июль 1941-го.

В это время дядя Леня наслаждался своим жеребцом и своей красивой военной формой; он, конечно, знал, где прячется отец, но делал вид, что все в порядке.

Потом, когда мне надо было писать об этом в анкете, то отец продиктовал, что шли они пешком на восток, налетели немецкие самолеты и стали бомбить колонну мобилизованных, отец мой был ранен, колонна исчезла, и он добрался домой. Во всем этом, как я сейчас понимаю, правдой было только то, что колонна была, а потом исчезла. Те, кто читал мою анкету, конечно же, понимали, что все это шито белыми нитками, но тоже делали вид, что верят, иначе, всю Украину надо было бы отправить в Сибирь, как чеченцев, но украинцев было, все-таки, побольше, поэтому оставили это дело на потом. А там и вождь вскоре удачно помер.

Сейчас мы видим, что колонна эта уже давно была в окружении, и шли на восток пешком, а немцы делали свои клещи на танках и мотоциклах, ну, и какой смысл было им продолжать топать на восток, в цивильном и без оружия. Вот, они и «рассеялись». Сегодня звучит это не очень, но, из песни слова не выкинешь. А если кто-то захочет что-то метнуть, то - и камень в руки.

Итак, советской власти уже не было, машинка была украдена и спрятана, отец мой вылез из укрытия и пошел разбираться с Толей. Смутно помню, что припертый к стенке, Толя во всем сознался и обещал вернуть, но своей машинки я больше так и не увидел. Лет через 12 все мы выросли, я еще учился в школе, а Толя поступил в Выборгское военно-морское интендантское училище. Вскоре и я уехал из нашего городка и поступил в Херсонское мореходное училище. Слышал только, что Толя окончил свое училище и стал военно-морским интендантом, а больше о нем я ничего и не знаю. Вероятно, был он неплохим интендантом.

Итак, представьте себе. По всему фронту полыхает война, люди гибнут тысячами, а у нас тишина, ни немцев, ни наших, и только одна забота – как найти ту чертову машинку, которая даже не была заводной. Такого не может быть? Но, я сам был свидетелем и участником тех невероятных событий. А вам, уважаемый читатель, желаю напоследок всего хорошего и прошу никогда не воевать.

(Продолжение следует).

Николай ТКАЧЕНКО            21.07.18

Комментарии к статье

Добавить комментарий

18 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*