Rambler's Top100



Ностальгия. Жизнь моя, иль ты приснилась мне?...

Ностальгия. Жизнь моя, иль ты приснилась мне?...

Эти заметки писались несколько лет назад для размещения на сайте Херсонского Мореходного Училища МРП СССР. Но они могут и сейчас быть интересны и полезны тому читателю, который ищет ответы на вечные вопросы о жизни, о здоровье, о счастье.

 
*   *   *
 «Встречаем уже 2010-й. В новогодний вечер всегда вспоминаются счастливые мгновения прожитой жизни. "Был ли счастлив ты в жизни земной?». Конечно же был!  Хотя бы, в тот зимний  вечер, когда я, десятилетний, набегавшись за день на лыжах, забираюсь на горячую печь. На гвоздике керосиновая лампа, в руках новогодние и рождественские американские подарки, присланные по Лэнд-лизу, и книжка «Остров сокровищ».  И теплая волна разливается в груди,  и каждая натруженная и намерзшаяся клеточка моего тела ласково шепчет: - «Как хорошо!», и ты вдруг ясно понимаешь:- «Вот оно, счастье!»  
 
Или, этот жаркий летний полдень. Мне 15. И я с друзьями спускаю на воду лодку, построенную своими руками.  А я – капитан на этом чудесном корабле. Счастливый «Пятнадцатилетний капитан». Оказалось, на всю долгую жизнь. И так – до последнего часа!  Говорят так - что запомнил, то ты и прожил, то и есть счастливые моменты в твоей жизни.
 
Или другой зимний вечер. Мне 17. 10-й "б" собрался встретить Новый год, 1954-й. И она здесь, та, единственная! Взгляд украдкой – и в груди что-то обрывается, и это «что-то» стремительно падает вниз.  Девочки и мне изредка шлют записки, но я -то знаю,что ОНА не напишет. Никогда!  Задушевные песни Утесова с пластинки, и… счастье в груди!  "Нет любви несчастной, если любишь ты!"
 
Но на первом месте, по градусу счастья, конечно же, являются годы учебы в Мореходке. Лето 1955-го. "Самое синее в мире" и белоснежный красавец – пароход, учебное судно. "Адмирал Макаров".  И весь  день не стихает на палубе музыка из динамика. И бесконечно повторяется  пламенная, жгучая,  пряная  мексиканская песня…Нет, это даже не песня!  Это – Гимн Любви!  Это – голос кипящей  Жизни, это сладостный крик самого Счастья,смешанного с горем!  Под названием - «Бесамемучо!»
 
Мы тогда не знали,что в дословном переводе с испанского это значит: «Целуй меня! Целуй меня крепче! Ведь это - в последний  раз!»  Но этот атомный взрыв чувств в переводе и не нуждается.  Да, и никакой другой язык в мире не передаст высоковольтного накала этой гремучей смеси страсти и отчаяния перед бесжалостной разлукой.  Никакой!  Кроме испанского!  Испанский, как известно, идет из души, он создан для молитвы, для обращения к Богу. Впрочем, каковы люди, такой и язык.  Вспомните «Юнона и Авось»...
 
 И ты слушаешь «Бесамемучо»,и сердце твое в который раз замирает под эти звуки. Любовь, когда это Любовь,  в переводчиках не нуждается. Когда людям, не дай Бог, придется бежать в неизвестность, и будет разрешено взять с собой только одну песню, то это будет, конечно же,  «Бесамемучо!»
И вот ты драишь палубу, и слушаешь эту песню, и в груди какой-то жар, и предвкушение большой любви, и абсолютная уверенность в том, что впереди тебя ждет жизнь, прекрасная, как эта песня, и бесконечная, как это небо, и что силы твои неисчерпаемы, как это море. Это ли не счастье?!
 
Но главное, конечно же, это факт, что ты – курсант Мореходки.  А  это - и гордость родителей, и зависть сверстников, и заинтересованные взгляды девушек, и красивая форма, и «полное государственное», и сам этот уютный городок, в котором каждый камень Суворова помнит.
 
Незабываемый момент – я впервые вхожу в кабинет навигации. Нет, не в кабинет… в Храм Мореходов!  Где и говорить-то невозможно иначе, как шепотом.  Здесь в полумраке застыли в молчании старинные компасы, сверкающие темными  лакированными нактоузами и надраенной медью; и отметины на них - следы их прошлой службы на кораблях. Здесь и модели кораблей на подоконниках, и картины на  морские темы, развешанные на стенах.
 
Но взляд в первую очередь притягивают навигационные карты, разложенные на столах для предстоящей навигационной прокладки.  На каждом столе только одна карта, чтобы не списывали, хотя, как-то трудно себе представить списывание у соседа,  когда решаешь навигационную задачу, от которой зависит жизнь экипажа.  А рядом с картами разложены приготовленные к работе прокладочные инструменты, и лампа-бра над каждым столом.
 
Я  впервые переступил порог Храма с замирающим сердцем, и как-то сразу, с первого взгляда, в это сердце вошли и навсегда там остались и этот строгий интерьер в полумраке, и какая-то внушительная тишина, и находящийся тут- же многолетний настоятель Храма, незабвенный Виктор Федотович Наумов, начальник судоводительской специальности, сдержанный и неулыбчивый, молчаливый и суровый, как Черное море перед осенним штормом.
 
И весь его внушительный вид, кряжистая фигура в темно-синем морском кителе как-то удивительно вписываются в эту обстановку;  и ты сразу понимаешь, что ты именно сейчас, именно в этот момент торжественно принят в некое таинственное морское братство, куда уже входят и старые мореходы эпохи Великих географических открытий, и российские первопроходцы, покорители Северных морей, и нынешние моряки и рыбаки, и начальник специальности Наумов, и курсанты прошлых выпусков Мореходки, которые  еще вчера сидели за этими столами и решали учебные задачки, а сейчас они уже старпомы и капитаны где-там, в загадочном Баренцовом море, окутанном полярной мглой, или в штормовом Беринговом, или у заснеженных берегов далекой Антарктиды... «Плывут морями грозными любимые твои ученики!…».
 
И ты остро, пронзительно, каждой клеточкой своего организма чувствуешь - как же тебе крупно тебе повезло, какой же счастливый билет ты вытянул, если принят в это братство как равный!  И принят на всю жизнь.  Навсегда!  До конца!  До последнего рейса… 
 
А  морской язык!  Все эти бимсы и батоксы, мили и футы, топенанты и стаксели, кнехты и клюзы!...  И вот, все эти чудесные названия, звучащие как музыка - это отныне твоя обыденная, ежедневная речь, и ты можешь их небрежно произносить, со скучающим видом, как будто уже и надоело, а в это время сердечко твое сладко замирает от этих чарующих звуков, которые выходят из твоих уст…нет, даже не из уст,  а из самых глубин твоей души, где они разместились так уютно и навсегда.  И мелькает тревожная мысль: - а может это сон?  Да нет, вроде и не сон, но и поверить в то, что все это счастье наяву, тоже трудно.
 
А эти навигационные термины!…Нет, ты не зубришь эти слова!  Нет!  Ты ими упиваешься, как чудесным  нектаром - напитком Богов.  И даже голова слегка кружится.  И каждая навигационная задачка, как праздник. Ты абсолютно уверен, что все решил правильно, но снова и снова проверяешь расчеты, т.к. не хочется расставаться  со всеми этими румбами и курсами, нордами и зюйдами, широтами и долготами, пеленгами и крюйс-пеленгами. Разве может счастье быть более острым и сладким?
 
 Вообще, какую-то удивительно гармоничную, полную романтики картину составляли и широкий Днепр, и Херсон, с его невысокими домиками из одесского известняка, который даже зимой кажется теплым наощупь, и наш первый учебный корпус из того же известняка – двухэтажный, старенький, но такой уютный домик  потемкинских времен, с его выходом на Кошевой спуск, с его мраморными ступенями, на которых прошедшие столетия оставили свои следы в виде двух впадин на каждой ступеньке, именно там, где ступали тысячи ног  наших предшественников.
 
Особый, какой-то экзотический запах моря, и соленой рыбы, и разомлевших под южным солнцем просмоленных канатов и лодок, как в повестях Александра Грина.  И трехмачтовый барк «Товарищ»  у Говардовской пристани!  А названия-то какие!...  Говардовская и Одесская пристани, Кошевой Спуск, улицы Ушакова и Суворова,  реки Кошевая, Конка, Кардашинка, острова Большой Потемкинский, Черкасский... Слова, которые созданы для стихов, для музыки, для песен!  И ты, как клятву, повторяешь бессмертные стихи Макса Волошина: - «Будь быстр, как ветр! Неутомим, как море! И мудростью наполнен, как земля! Люби далекий парус корабля, и песню волн, звучащих на просторе!».  И сердце замирает, и ты можешь только тихо прошептать в ответ:- «Буду!...».   
                   
И наши наставники – преподаватели и офицеры-воспитатели, которые, кажется, только и родились для того, чтобы так естественно дополнить  эту прекрасную, картину, созданную жизнью.
                                                              
Начальник училища Вадим Георгиевич Синицын. Его массивная  внушительная фигура, высокий рост, но, главное – это усы. Огромные, пышные, черные усы.  Курсанты прозвали его Сомом. Из-за усов. И в этом прозвище ничего обидного, только уважение и любовь, которую курсанты, конечно же,  испытывали к нему. Да, его любили,пожалуй, не менее,чем родного отца, особенно, если вспомнить, что многие из нас своих отцов потеряли на войне.
 
Да, повторяю, его любили по-сыновьи, но никто не признался бы в этом  и под пытками. Не принято было!  Не то место, не то время, не те люди. Его любили и гордились им, и сочиняли легенды, а может, это и не были легенды, о его героизме в годы войны.  Как он на последней шлюпке уходил к Цюрупинску, когда немецкие танки уже выскочили на Одесскую пристань, и шлюпку заливала вода от близких разрывов.  Его любили и нисколько не боялись, он был добр и безобиден. И эти слова признательности, немыслимые тогда , так легко идут из сердца теперь, более полувека спустя, когда Вадима Георгиевича давно нет… Увы, так устроен наш мир.
 
Капитан второго ранга Светлов. Начальник ОРСО. Его звали Слон. Опять же, за массивную и внушительную фигуру. Такое впечатление, что их кто-то подбирал по внешнему виду. Его, безусловно, уважали и любили. Им гордились. Да и как могло быть иначе, когда впереди первомайской колонны шествует такой великолепный флотский офицер, герой недавней войны, сверкающий золотом погон и орденов, и в такт с чеканным шагом только мерно колышется кортик и позвякивают многочисленные медали. Ну а мы, курсанты, шагаем следом в колонне, и тоже чеканим шаг. Черные квадраты рот, и только, если глядеть сверху, эти квадраты будут выглядеть ослепительно белыми, из-за белых чехлов мичманок , а с боков мерно колышется такой же белый,безупречно ровный пунктир от белых парадных перчаток. И мы, курсанты, гордимся своим командиром. И собой, конечно - ведь и на нас слегка падают отраженным светом лучи этого великолепия.
 
А  наши командиры рот. Все, как один, вчерашние боевые офицеры, и все тоже увешаны орденами и медалями. А на плечах тоже золото погон.
Интеллигентный Матвеев Николай Михайлович, капитан третьего ранга, мой командир роты в течение всех лет учебы.  И майор Гусев, он был командиром роты 1956 года выпуска. И добрейший майор Кукушкин Федор Алексеевич. И капитан третьего ранга Волков Яков Петрович, участник Феодосийского десанта, который был там жестоко изранен, а ныне преподает нам  военно-морские науки. У всех грозный, боевой вид, который должен был бы вызывать у курсантов страх и трепет. Но все, без исключения, добрейшие люди. И их никто не боялся. И можно было нарушать сколько угодно, но в меру.
 
Теперь о курсантах.  В эту новогоднюю ночь вспоминаю всех, рассказать могу только о некоторых.  Так получилось, что жизнь моей группы проходила рядом с тремя группами СВС-1955, хотя мы и были на два курса младше.  А по возрасту разница была еще больше. Из-за войны. Поэтому, естественно, мы не общались. Разные уровни. И я наблюдал их только со стороны. И смотрел снизу вверх. А было в этом выпуске ровно 77 молодых штурманов.
 
Какие там были ребята!!!   Высокие, широкоплечие, все как на подбор.  И форменки из самого лучшего флотского темно-синего  сукна. Привозили с военных сборов и стажировок. Нам таких не выдавали. И они в этих форменках, как влитые, и только мышцы выпирают. Когда эти парни входили в актовый зал, где шли танцы, мы, младшие, выглядели бледно, и даже нарядные девушки, казалось, тускнеют на этом фоне.
 
Мне запомнились в первую очередь два друга, Слава Коршунов и Саша Гусев, а также Дима Семенов. Потому что они участвовали в художественной  самодеятельности и часто выступали со сцены. Но самым видным был, конечно же, черноусый красавец Саша Степанов. Сибиряк. Природа для него не поскупилась. Он и среди гусар Дениса Давыдова был бы первым по стати.
 
И  все ведут себя как-то спокойно, и с достоинством, как будто мир принадлежит только им. И никакой суетливости.  Умом, конечно, понимаешь, что и они  пользуются шпаргалками, и списывают, но как-то трудно себе это представить. Нечего и говорить, что я, понимая всю разницу, очень гордился, и до сих пор горжусь, что тоже входил в это содружество. И, конечно, старался  быть похожим. Но это мне редко удавалось.  Но потом всегда, в морях и на берегу, я старался отыскать, встретиться, пообщаться со всеми, без исключения, выпускниками – однокашниками.
  
Счастливо проходили курсантские годы.  Учеба давалась мне легко, хоть я и не стремился к хорошим оценкам. Ведь, кроме учебников так много было вокруг захватывающе интересного.  И прекрасная шлюпочная станция, где я скоро стал своим человеком и мог  брать любую шлюпку даже на несколько дней. Чем часто  пользовались и я, и мои  товарищи.  И танцевальные вечера в актовом зале. И прекрасные кинофильмы, особенно аргентинский фильм «Возраст любви» и наша «Карнавальная ночь». Мы были влюблены и в Лолиту Торрес и в Людмилу Гурченко одновременно. И, конечно, Днепр, который «чуден при тихой погоде», но меня он притягивал в любую погоду, от  ранней весны и до первых морозов.
 
В первый же день, как я попал в Херсон, я на радостях переплыл Днепр дважды, без отдыха, в самом широком месте, напротив  Говардовской пристани… А днепровские пляжи!  А  днепровская  дельта, где мы на нашей шлюпке  как – то даже заблудились в зарослях камыша  5-ти метровой высоты. И встречи Нового года в компании с симпатичными херсонскими девушками  и с последующими выяснениями сложных отношений с ревнивыми херсонскими парнями.
 
И вот теперь встречаю Новый год один, на чужом судне, среди чужих людей, в далекой Южной Америке, куда меня судьба забросила в поисках работы и заработка, а может быть, и не только заработка. «Что ищет он в краю далеком, что бросил он в стране родной?»
 Новогодний вечер…  Как всегда, сладкая грусть. На столе сладкий и ароматный ром «Эльдорадо», тропические фрукты. Но главное - это мое мигающее  пластмассовое чудо. Моя машина времени. Мой ковер-самолет. Это - мой компьютер.
 
Включаю, выхожу на сайт, и вновь я  в Херсоне, в Мореходке, и все мы молодые, и все мы живы и счастливы. И я вновь и вновь вглядываюсь  в знакомые лица курсантов, преподавателей и офицеров. Словно хочу  понять что-то важное, а оно все ускользает. Кажется, вот – вот….
И опять, в который раз, вспоминаю и переживаю и радость встреч на морских просторах, и горечь утрат.  Сашу Степанова я встретил через 25  лет после выпуска, в Мозамбике. Он был капитаном БМРТ «Балаклава», а я работал на берегу. Он меня, конечно, не узнал, да и не мог узнать.
 
Старшие младших обычно не помнят.  Но от этого моя радость не была меньше. На правах хозяина я пригласил его в ресторан, и до сих пор счастлив, что доставил ему малость  приятного. Только Саша тогда был какой-то грустный. Как что-то предчувствовал. Вскоре узнаю - «Балаклава» сгорела.  Был ли он капитаном этого судна при пожаре, не знаю  И вот сейчас от кого-то узнаю, что Саша Степанов умер в Севастополе. Когда?  А может это неправда?  Хочется надеяться, несмотря на то, что такие новости приходят все чаще. Снаряды падают все гуще и все ближе. 
 
Иногда спрашиваю себя - что заставляет меня заниматься розыском моих старых товарищей, при этом часто обжигаясь?   Набираю номер телефона и боюсь - а что я услышу?  Искал Эдика Рощина, СВС 1957, из моей группы. Нашел в Интернете, но данные устарели. Обзвонил и Керчь, и Николаев, и Одессу.  Наконец говорят - вот его домашний телефон, только он… умер….три месяца назад… А, ведь я его начал искать ровно три месяца назад. Вероятно, в последнюю минуту Эдик послал из своей души сигнал: - «Всем! Всем! Всем!».  И что-то сработало.  35 лет он возглавлял лоцманскую службу в Керчи.
 
Отвечаю так: ребята, я ищу вас такими, какими мы были 55 лет назад. В Херсоне. В Мореходке.  Кажется, вот–вот нащупаю почву под ногами, если окажусь там, в том времени, среди вас, молодых и здоровых, стройных и красивых,веселых и счастливых.  Если бы можно было сохранить  неизменным то время!   «Остановись, мгновенье!  Ты прекрасно!»  Вот так, вероятно, и  выглядит Ностальгия. 
  
И вновь я на волнах воспоминаний…
 
Лето 1957. Я  несу службу помощником дежурного по училищу.  Нахожусь, как и положено, в 1-м учебном корпусе.  Вдруг с Кошевого в вестибюль вихрем влетает какой-то парень, в светлом костюме, лицо  вроде знакомо.
Как и положено, пытаюсь остановить, спросить: - « Вы к кому?». Он молча, не ответив, отстраняет меня рукой и бегом, перепрыгивая через три ступеньки, на второй этаж. Там была комната преподавателей и офицеров. И тут до меня дошло: - «Так это же выпускник СВС-1955!  Если не ошибаюсь, Куликов!  Приехал с ДВК, и первым делом куда?»  Как вспомню эту сцену, так и сейчас что-то щемит. А вы говорите «бурса».  Бурса не имеет такого магнита.  И такой души.  И эта таинственная сила взаимного душевного притяжения только увеличивается с годами.
  
Осень 1979.  Я в Херсоне.  И тут мне посчастливилось. С помощью Волкова Я.П. удалось собрать в ресторане «Киев» человек 20 преподавателей, офицеров и выпускников. Кое-кто тогда еще работал, остальные – пенсионеры. Были и Матвеев Н.М., и Коваленко А. Я., и Филиппов В. ( СВС-1956),и Пилипенко В. (СМС -1954), и Коля Кононенко (СМС-1954), и другие.  И я счастлив от этого до сих пор, и этот вечер в памяти навсегда.
     
Лето 1992. Мурманск. Иду по причалу. Ошвартовано судно - УТС «Хабаровск».  Спрашиваю вахтенного: - «А у вас есть на судне выпускники ХМУ?» - «Есть...И капитан, и стармех».. Захожу, называю себя. Оказалось, капитаном  здесь работает  Дима Семенов, неизменный конферансье на наших вечерах в те годы, а стармехом  Лева Бродский (СМС-1954), он был в ХМУ известным волейболистом, входил в сборные. Надо сказать, Мореходка была богата спортивными талантами. И ныне и в Херсоне и в Мурманске уважительно произносятся имена боксера  Адамовича или борца Шевченко…
 
Итак, УТС  «Хабаровск». Заходят на огонек Саша Будкин, (СВС-1955),  и В. П. Герцак, (СВС-1953). Радость встречи.  И стол хорошо накрыт, и воспоминаниям нет конца.  Потом не раз устраивали посиделки на этом судне, благо оно всегда у причала. Но, увы!.. Ухожу на пару недель в море.  Возвращаюсь, и первым делом на «Хабаровск», а мне вахтенный сходу: - «А капитан помер, уже и похоронили».  Было Диме тогда  далеко до 60-и.
 2009-й. Звоню домой к Саше Будкину.  Отвечает внучка Ирина: «А  дедушка умер 23-го января». Прошу извинения у читателя.  «Ведь на то и Новый год, чтоб петь и веселиться!»   
   
31.12.2009. Новогодний вечер продолжается. Я в каюте один. Но не одинок. Щелкаю комп, и опять со мною вы, мои старые товарищи.  И я наполняю бокал и выпиваю до дна за ваше здоровье.  И за светлую память о тех, которые ушли  в свой последний рейс.  И остались навечно в судовой  роли.  И вот поет для меня, для вас и для них наша старая любовь -  Лолита Торрес, поет о любви, которая не имеет возраста. Поет Ив Монтан свою вечную песню об осенних листьях, как она была популярна в 1956-м! Поет Глеб Романов о «самом синем в мире», и Идалия Иванова - о «широком просторе, о море, зовущем в чужие края!».  Все это – хиты из тех лет!
 
Ну, и естественно, звучит и звучит бессмертная  «Бесамемучо».  И все так же прекрасна эта песня, как прекрасна была та юная мексиканка, что сочинила песню много лет назад. Как и в далеком 1955-м, на моем первом корабле, так и сейчас, снова и снова звучит «Бесамемучо», звучит на корабле, который, возможно, станет моим последним.  Как и тогда, в далеком 1955-м, я наслаждаюсь этой мелодией, жгучей, и сладкой, как этот ямайский ром. Только сегодня, кажется, чуть-чуть горчит…
 
Снова и снова  летит над теплым южным морем этот Гимн Жизни, эта мелодия, волнующая, прекрасная и вечная, как сама Жизнь. Можно ли быть более счастливым в этой жизни земной?  «И от сладостных слез не сумею ответить…»  
   
28.07.12       Николай ТКАЧЕНКО        СВС-1957.     Южная Америка.
Комментарии к статье
  •  
    Как живо и интересно Вы пишете!Я в 55 только родилась, а тут уже целая жизнь - первый корабль.17 августа вернулась из Архангельска, тоже встречалась с одноклассниками и однокурсниками.По интернету нашлись.Как интересно жить!!Но город - умирает, по Северной Двине корабли НЕ ХОДЯТ!!!Весь лес на дне!!!Все лесопилки стоят!УЖАС во что порт превратили!
Страницы: 1 
Комментарии к статье
Добавить комментарий


Читайте также:




















 

 

Надежда, 45

Сергей, 48

Ната, 53

Любовь, 47

Валентина, 54

Анна, 50

TANZILYA, 58

Эля, 52

Костя, 46

Елена, 54

Василий, 50

Yuriy, 66

Федор, 54

Роман, 44

Александр, 47

Валерий, 46

Николай, 67

Владимир, 62

Александр, 55

Дима, 47

Петр, 69

Ольга, 49

Наталья, 70

Ольга, 56

Виктор, 60

    
  


 


Мы и общество...


В ТЕ ГОДЫ МЫ, ПОСМОТРЕВ.

ТЕ "ВЕСТИ" ВЕРИЛИ ВО СНЕ

      О СВЕТЛОМ БУДУЩЕМ


НАШИ ДНИ.  ДОЖИЛИ














ИНТЕРЕСНО


 

Ностальгия по СССР

Вспоминаем Советский Союз 












Партнеры

Из почты

Навигатор

Информация

За рубежом



Рейтинг@Mail.ru