Война.

Когда началась война, в 1941-м, мне было четыре года. Точнее, 4 мне исполнилось в марте 41-го, а тогда уже шел пятый. Но многое я помню. То, что видел, конечно. И то, что слышал, тоже.

Ну, например, когда в Зеленой Браме добивали остатки наших 6-й и 12-й армий, то все мои соседи стояли на улице, как вкопанные, и молчали. И я тоже стоял, и тоже молчал, и слушал этот сплошной, страшный, орудийный гул. Этот надгробный салют. Как будто кто-то рядом часто бил палкой по железной крыше. А ведь между нами и этими несчастными бойцами было километров 40. Это был звук еще той, первой войны. Ну, и кто сегодня расскажет вам об этом? Убили тогда почти всех, а кто уцелел в той бойне, тех немцы потом уморили голодом в уманской яме. Из них уцелели только считанные единицы, ну, может, один из тысячи.

А о геройской гибели наших пограничников мы тогда тоже еще ничего не знали. Они погибли молча, и без того громкого надгробного салюта, но там же, и немного раньше, и вместе со своими овчарками; там шла последняя рукопашная, страшная и беспощадная, наши ребята тогда не стремились уцелеть, они только хотели продать свою жизнь подороже, а овчарки тогда сами выбрали свою судьбу, они тоже участвовали в рукопашной, они клыками рвали вражьи глотки, и они пали тогда все вместе, и люди и собаки, все пали одной смертью храбрых. Говорят, что было там этих овчарок около сотни, и из них уцелела тогда только одна, но и та была вся израненная, и вскоре она тоже умерла рядом с телом своего хозяина, от ран и от голода, хотя местные жители и пытались ее перевязать, покормить и погладить. Как героя войны. Бесполезно. Предпочла умереть. Молча. И кто нам обо всем этом расскажет сегодня?

Все эти ребята тогда и погибли, в 1941-м, а кто уцелел, так те молчали. Все послевоенные годы молчали. Говорить об этом было нельзя, не приветствовалось, да, видимо, и не хотелось. Язык человеческий беден, он не сможет передать все то, что было на душе. Да и жили они, эти подранки, недолго. Вскоре после войны все они куда-то исчезли. Чтобы картину победившей страны не портили. Я еще помню их, безногих, ездили они по городу на подшипниках, с орденами на груди, а потом их в момент всех собрали и куда-то выслали, говорят, что на Валаам, а там – кто его знает?

Выше я упомянул о первой войне. А что, была тогда и вторая война? Историки, ведь, все говорят только об одной Великой отечественной. Да, так и принято считать. Но, для себя я разделил все это горе на две войны, чтобы разобраться: война до 1944-го и война после 44-го. А разница между ними огромная. Понимаете, если ты смешал обе эти войны, то все не так и страшно. А то, что нам раньше рассказывали о войне, то это, почти все -неправда. А чтобы понять, что это такое, начнем с самого начала.

Итак, 1939 – июнь 41-го. «Освободительные» походы РККА были? Да, были! И врать-то ничего не надо. Сопротивления, в общем-то, и не было. Все было бескровно и красиво. Польшу разделили на двоих с фюрером. Две таких огромных державы на одну маленькую Польшу. Ну, она, конечно, и рухнула. Половину Польши мы тогда отхватили. И задаром. Сила солому ломит. Ну, и кто был против? Прибалтика, Бессарабия, Буковина тоже не сопротивлялись – себе дороже обойдется. И все закончилось совместным, с братьям по крови, брестским парадом. Парадом, на чьей крови? Парадом, на какой крови, на будущей?

Вот и тогда Партия и народ были, естественно, едины, никто из них не хотел упускать своё. Подписали тогда и пакт Молотова-Риббентропа, и засекретили. А зачем было секретить? Народ-то, все равно, весь был за. Оказалось, что и без Тухачевского мы можем. Правда, Финляндия испортила праздник, она крепко тогда дала нам по морде. Кровавой юшкой умылись. Но, ничего. Народу что-то там наврали про поджигателей войны, про финских рабочих, стонущих под пятой капитала и ждущих освобождения, про линию Маннергейма, и все успокоились, все опять склонились над картой, прикидывая, как Иосиф и Адольф разделят мир на две части, и что нам достанется. Так все прекрасно и шло, до июня 41-го.

Подвел фюрер! Наступило 22-е июня 41-го; так наступил тот самый момент истины. Опять народу что-то там наврали про внезапное и вероломное, и про то, что не успели, и все ринулись в военкоматы. Вот, тут и кроется Первый Урок для нашего народа. Помните главную русскую истину? Кто с мечом к нам придет, от меча и… Почему мы об этом забыли в 1939-40-м? Значит, это к нам нельзя идти с мечом; а нам, что, можно? Польша, Прибалтика, Буковина, Бессарабия, Финляндия… Продолжить? Истина, она, ведь, на то и истина, что навсегда, на века! А эта истина состоит в том, что если бы диктатор Коба не делил тогда с фюрером весь мир на двоих, если бы объединился он тогда с Западом против Адольфа, то и войны бы не было! Ну, эту неприятную истину тогда замяли, и генералы в войсках, и генералы в институте военной истории, и простые патриоты, которых всегда хватало. За деньги, за вкусную еду...

Пережили мы, однако, эту страшную войну, и какие сделали выводы? Опять СССР продолжал покорять весь мир… Корея, Вьетнам, Ангола, Мозамбик, Куба, Никарагуа, Сальвадор, Гвинея-Бисау… Продолжить? И вот последнее, как вишенка на торте, это – Афганистан! И опять народ был заодно с партией, как соучастники, и очереди в военкоматы. Но этого СССР уже вынести не смог, он и рухнул. Вот вам и Второй Урок для нашего народа: – «Чужой земли мы не хотим ни пяди...». Эх, если бы это была правда! Как же нам хочется чужой земли, богатой, сытой, обустроенной! Как же нам хочется отомстить всем этим сытым буржуям за нашу бедность! Послушайте, а может, лучше свою землю обустроить?

Сначала, сразу после развала СССР, мы, правда, испугались, что-то там подписали, что-то гарантировали, типа, нерушимость границ, неприкосновенность и т. д. Потом мы быстро забыли о двух прежних уроках, одумались и начали готовиться к третьей, опять к мировой. Оказалось, что мы, хоть и бедные, но у нас еще есть ядерное оружие, и боеголовок у нас вполне достаточно, и Эскандеры наши хохочут, ну, в общем, еще много чего имеется. А, ведь, еще и понастроить можем. Например, субмарины, утыканные ракетами, как ежик иголками. Почему бы и не начать? Красная кнопка-то, вот она! Почему бы и не повторить? Авось, теперь повезет.

История нас учит тому, что она нас ничему не учит. Понимаете, есть народы, которые учатся на своих ошибках и делают выводы, а мы, вот, эти ошибки повторяем и повторяем, мы обречены всегда наступать на одни и те же грабли. Ну, такой мы народ. Мы не виноваты… А кто? Год назад ходил Саша Сотник по Москве с микрофоном и опрашивал москвичей насчет ядерной войны. Меня поразило, что большинство опрашиваемых были за войну. Понимаете, у них в голове укладывается только одна мысль – то, что мы ударим. А то, что нас тоже ударят, это в их голове уже не вмещается.

Поэтому и идет сейчас третья мировая, правда, она пока еще не ядерная. Грузия, Абхазия, Приднестровье, Чечня, Крым, Восточная Украина, Сирия, Ливия,

Белоруссия, Казахстан, опять Прибалтика… Продолжить? И везде угнетают русских, и везде зажимают наш язык, и везде начинает моя страна! И это – только начало. А 86% народа все это поддерживает. Как же хочется нам чужой земли, хотя своя Сибирь лежит вся пустая! Будет и Третий Урок для нашего народа, но писать об этом и читать это уже будет некому.

Недавно случайно нашел я в сети мемуарную книгу, автор которой, сержант Николай Никулин, прошел всю отечественную, был в самых кровавых местах, и остался жив, один из сотни. Вот, Бог эту книгу подсунул. Ниже я приведу, в качестве иллюстрации, несколько выдержек из этой книги, взяв их в кавычки.

«В августе дела на фронте под Ленинградом стали плохи, дивизия ушла на передовые позиции, а с нею вместе - половина наших курсов в качестве пополнения. Все они скоро сгорели в боях; я остался в другой половине. Ангел-хранитель вновь спас меня… Утром добрый заведующий складом подарил мне ЦЕЛУЮ (!) буханку хлеба. Я съел половину, остальное отнес товарищам. Помню, как наполнились слезами красивые карие глаза одного из них. Фамилия его была, кажется, Мандель… Среди последних оказались окруженцы, вышедшие из-под Луги и из других «котлов». Это были страшно отощавшие люди - кости, обтянутые коричневой, обветренной кожей… В заснеженной Новой Ладоге мы отдыхали день, побираясь, кто где мог. Клянчили еду у жителей, на хлебозаводе…

Сердобольная молодуха вынесла нам на крыльцо объедки ватрушек и прочей вкусной снеди: у нее находился на постое большой начальник - какой-то старшина, он не доел поутру свой завтрак… Это были парни из разведки морской бригады. Первый раз бригада полегла под Лиговом, затем ее пополнили и отправили на Волховский фронт, где она очень скоро истекла кровью… Видел трупы сожженных пленных с вырезанными на спинах звездами… Раненные в живот не выдерживали такого ожидания. Умирали и многие другие… Из землянки выползло человека три-четыре, остальные замерзли. А около входа громоздился штабель запорошенных снегом мертвецов. То были раненые, привезенные ночью с передовой на обогревательный пункт и замерзшие здесь…

Как оказалось, и дивизия почти вся замерзла в эту ночь на открытых ветру горных дорогах… На опушке леса я наткнулся на пустые еловые шалаши. Вокруг них разбросаны десятки черных морских бушлатов, фуражки с «капустой», бескозырки с ленточками и множество щегольских черных полуботинок. Здесь вчера переодевали в армейскую теплую одежду морских пехотинцев, пришедших из Ленинграда. Морячки ушли, чтобы больше не вернуться, а их барахло, никому не нужное, заметает редкий снежок… Ночью подходило пополнение: пятьсот, тысяча, две-три тысячи человек. То моряки, то маршевые роты из Сибири, то блокадники (их переправляли по замерзшему Ладожскому озеру). Утром, после редкой артподготовки, они шли в атаку и оставались лежать перед железнодорожной насыпью…

Снег стоял выше пояса, убитые не падали, застревали в сугробах. Трупы засыпало свежим снежком, а на другой день была новая атака, новые трупы, и за зиму образовались наслоения мертвецов, которые только весною обнажились от снега, скрюченные, перекореженные, разорванные, раздавленные тела. Целые штабеля… А кровь лилась и лилась… И весь 1942 год лилась и лилась кровь…Так ковалась наша будущая победа… Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом - а они все идут и идут, и нет им конца… Были случаи, когда дивизия, начиная сражение, имела 6–7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 10–12 тысяч - за счет постоянных пополнений!..

где-то читал, что английская разведка готовит своих агентов десятилетиями…В азиатских странах задание дается тысяче или десяти тысячам кое-как, наскоро натасканных людей, в расчете на то, что даже если почти все провалятся и будут уничтожены, хоть один выполнит свою миссию… Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «За Родину! За Сталина!», как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки. До Сталина ли было, когда смерть рядом.

Откуда же сейчас, в шестидесятые годы, опять возник миф, что победили только благодаря Сталину, под знаменем Сталина? У меня на этот счет нет сомнений. Те, кто победил, либо полегли на поле боя, либо спились, подавленные послевоенными тяготами. Ведь не только война, но и восстановление страны прошло за их счет. Те же из них, кто еще жив, молчат, сломленные. Остались у власти и сохранили силы другие - те, кто загонял людей в лагеря, те, кто гнал в бессмысленные кровавые атаки на войне. Они действовали именем Сталина, они и сейчас кричат об этом. Не было на передовой: «За Сталина!».

Комиссары пытались вбить это в наши головы, но в атаках комиссаров не было. Все это накипь… Войска шли в атаку, движимые ужасом. Ужасна была встреча с немцами, с их пулеметами и танками, огненной мясорубкой бомбежки и артиллерийского обстрела. Не меньший ужас вызывала неумолимая угроза расстрела. Чтобы держать в повиновении аморфную массу плохо обученных солдат, расстрелы проводились перед боем. Хватали каких-нибудь хилых доходяг или тех, кто что-нибудь сболтнул, или случайных дезертиров, которых всегда было достаточно.

Выстраивали дивизию буквой «П» и без разговоров приканчивали несчастных. Эта профилактическая политработа имела следствием страх перед НКВД и комиссарами - больший, чем перед немцами. А в наступлении, если повернешь назад, получишь пулю от заградотряда. Страх заставлял солдат идти на смерть. На это и рассчитывала наша мудрая партия, руководитель и организатор наших побед. Расстреливали, конечно, и после неудачного боя. А бывало и так, что заградотряды косили из пулеметов отступавшие без приказа полки. Отсюда и боеспособность наших доблестных войск…

Война - самое большое свинство, которое когда-либо изобрел род человеческий. Подавляет на войне не только сознание неизбежности смерти. Подавляет мелкая несправедливость, подлость ближнего, разгул пороков и господство грубой силы… Опухший от голода, ты хлебаешь пустую баланду - вода с водою, а рядом офицер жрет масло. Ему полагается спецпаек да для него же каптенармус ворует продукты из солдатского котла… Чего стоил, например, переход через железнодорожное полотно под Погостьем в январе 1942 года! Этот участок простреливался и получил название «долина смерти». Ползем туда вдесятером, а обратно - вдвоем, и хорошо, если не раненые. Перебегаем по трупам, прячемся за трупы - будто так и надо. А завтра опять посылают туда же… А когда рядом рвет в клочья человека, окатывает тебя его кровью, развешивает на тебе его внутренности и мозг - этого достаточно в мирных условиях, чтобы спятить...

Убитых стали собирать позже, когда стаял снег, стаскивали их в ямы и воронки, присыпая землей. Это не были похороны, это была «очистка местности от трупов»…Видел я здесь и другое: замерзшие тела убитых красноармейцев немцы втыкали в сугробы ногами вверх на перекрестках дорог в качестве указателей... Правда, они (дивизии РККА) сохранили лишь номера и командиров, а солдаты были другие, новые, из пополнений, и они шли в атаку по телам своих предшественников… В Красной армии солдаты имели один паек, офицеры же получали добавочно масло, консервы, галеты. В армейские штабы генералам привозили деликатесы: вина, балыки, колбасы и т. д. У немцев от солдата до генерала меню было одинаковое и очень хорошее. В каждой дивизии была рота колбасников, изготовлявшая различные мясные изделия. Продукты и вина везли со всех концов Европы…

Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании - в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках («клешах»). Выше - сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале сорок второго. Еще выше - политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде). На них - тела в шинелях, маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались трупы солдат многих дивизий, атаковавших железнодорожное полотно в первые месяцы 1942 года. Страшная диаграмма наших «успехов»…

В отчаянии я сую старику мешок с провиантом и хочу уйти. И тут старик оживает, выпрямляется, человеческое достоинство проблескивает в его глазах. И он выплевывает мне в лицо: - «Их было шестеро, ваших танкистов. Потом она выбила окно и насмерть разбилась о мостовую!»...

Солдатские жизни ни во что не ставились. А по выдуманной политработниками концепции, наша армия - лучшая в мире, воюет без потерь. Миллионы людей, полегшие на полях сражений, не соответствовали этой схеме. О них не полагалось говорить, их не следовало замечать. Их сваливали, как падаль, в ямы и присыпали землей похоронные команды, либо просто гнили они там, где погибли. Говорить об этом было опасно, могли поставить к стенке «за пораженчество»…

«Никто не забыт, ничто не забыто!» - эта трескучая фраза выглядит издевательством. Самодеятельные поиски пионеров и отдельных энтузиастов - капля в море. А официальные памятники и мемориалы созданы совсем не для памяти погибших, а для увековечивания наших лозунгов: «Мы самые лучшие!», «Мы непобедимы!», «Да здравствует коммунизм!». Каменные, а чаще бетонные флаги, фанфары, стандартные матери-родины, застывшие в картинной скорби, в которую не веришь, — холодные, жестокие, бездушные, чуждые истинной скорби изваяния…».

На этом я заканчиваю цитаты из книги Никулина, кто захочет, сам найдет книгу в сети. Книга эта написана десятилетия назад, автор уже умер, поэтому я добавлю кое-что из реалий сегодняшнего дня.

Итак, не одна, а две войны. Об одной из них нам пишет в своих мемуарах Н. Никулин. О другой я тоже тут скажу несколько слов. Сам я прочел горы военных книг, смотрел много военных кинофильмов. И, как я сейчас понимаю, это была во многом неправда! Но все этому верили, и я тоже. Молодой был, глупый. Книги те писали генералы, а им всегда нужна война, и сегодня – тоже. Генерал уверен, что он уцелеет. Кому война, а кому – мать родна. Писали и прикормленные писатели, из лучших побуждений, конечно. В фильмах тех снимались актеры, которые пригрелись в Алма-Ате, они и войны не знали. Смотрел я недавно кинофильм «Небесный тихоход». Красивая там война, никто и не гибнет, так, один на тысячу, да и то – красиво.

А в действительности, некоторые годы были выбиты почти подчистую, осталось три человека на сотню, да и те искалеченные. Фильм тот интересно смотреть, но надо понимать, что это - развлекуха. Там – ничего общего с настоящей войной. То же - и в книгах. Правда, сейчас появились и другие, правдивые, книги. Например, Виктора Астафьева, или Николая Никулина. Тяжело читать, но надо. Правда о войне, с трудом, но пробивается из-под гор вранья.

И когда сегодня я вижу старца, увешанного чешуей липовых наград, я понимаю, кто это передо мной и думаю о тех сорока двух миллионах, что не вернулись с войны. И когда я сегодня вижу этих детей в красивой зеленой униформе, в пилотках со звездочками, с полосатой ленточкой на груди, я понимаю, что все это - несерьёзно. Это, как тот "ветеран", увешанный "наградами", но не нюхавший пороху. Помните ту женщину на параде ветеранов, которая была званием выше Берии? Настоящие ветераны наград не носили и школьникам ничего не рассказывали. Дети этого не понимают, а взрослые?

И что, - спросят меня – ты против гвардейских ленточек? Да ведь они символизируют… да ведь они приобщают нас к победе! Отвечаю – я не против Победы… Я только против того, чтобы мы сегодня пиарились на крови тех 42 миллионов, которые тогда безвестно пали на поле брани. Облик своих родных, пропавших без вести, надо всегда беречь в своей душе, беречь и помнить; вот они, павшие, они для меня - святые. А за бюджетные деньги нести фабричный портрет чужого солдата, а потом, после парада, выбросить его в мусорник?.. А ленточка - что? Ей спасибо, хотя бы за то, что она ясно показывает, кто перед тобой и чем он дышит. 42 миллиона! Можем и повторить, и еще на два раза останется.

Так вот, читай, русский человек, и думай. Кто перестает читать, тот перестает и мыслить. Увы, сегодня читают немногие, а мыслят – еще меньше. 86% народа, по мнению социологов, не против войны. Ребята, а такой войны, какую прошел Н. Никулин, вы не хотите?  Ну, и что я могу сделать, чтобы не разгорелась вот эта третья, мировая, ядерная, в которой все сгорят? Вот, для того я и написал эту статью. А что я еще могу сделать? И кто будет все это читать? Сидим, ждем.

Всего вам доброго, уважаемый читатель.

8.05.17    Николай ТКАЧЕНКО, Калининград

Комментарии к статье

Добавить комментарий

24 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*