Михаил Веллер, писатель: Искусство для того, чтобы давать

– Михаил Иосифович, один критик писал, что, читая вас, совершенно невозможно оторваться. Считаете ли вы врожденным даром такую абсолютную свою «читабельность»?

– У разных людей есть большие или меньшие способности к разным вещам. Есть, скажем, люди с абсолютным музыкальным слухом. Только из них могут получаться композиторы или скрипачи. Есть люди с очень хорошей координацией движений. Из них выходят гимнасты, акробаты и космонавты.

Также есть и люди с лучшим или худшим языковым слухом.

Языковой слух, языковое чутье – это тоже отдельный дар. Хотя прямо с ним не рождаются, ведь человек только к нескольким годам формируется как говорящая личность. Очевидно, у меня – выше-средние способности к языку, к владению этим языком. Тем не менее способности – способностями, можно с ними родиться, а можно и нет, но нельзя развить способности, которых не было. Однако те способности, которые были, развивать необходимо, либо их можно загубить, и они тогда вообще не проявятся. Я работаю со словом, можно сказать, всю свою жизнь, вплоть до сегодняшнего дня.

Вот ты слушаешь, как говорят люди и как говоришь ты сам. Ты читаешь книги и смотришь, как это написано. С годами приходит профессионализм. Но кроме профессионализма нужна еще одна вещь – нужен нервный накал.

Потому что проза сродни поэзии в том смысле, что слова сочетаются друг с другом под большим нервным напряжением, не так, как у обычного человека в обыденной речи, а по законам поэтическим; то есть вроде бы каждое слово во фразе стоит на обычном месте, но если начать эту фразу анализировать, то видишь необычность стыковки, которая не заметна с первого взгляда. Вот этим приблизительно я и занимаюсь.

Писать много в спокойном состоянии, чтобы получалось хорошо, – абсолютно невозможно. Писание хорошей прозы – акт, аналогичный писанию стихов. Это делается на нервном накале. Тогда это и «цепляет» читателя.

– Считаете ли вы, что государство должно поддерживать искусство?

– Художник, писатель, человек искусства должны отдавать себе отчет в том, что свободен лишь тот, кто ни в ком не нуждается. В частности, в тех, кто его кормит. Никто и никогда не отменит древнюю формулу: кто платит, тот и заказывает музыку.

Мечта художника получать деньги от государства либо от кого-то еще и при этом делать то, что он хочет, – это, на мой взгляд, мечта паразита, нахлебника. Мечта иждивенца о том, чтобы кто-то его содержал за то, что он – такой хороший. А если он настраивается на то, чтобы ездить по заграницам, жить в хорошем доме, получать много денег и пользоваться славой, то он может подыхать под забором, и мне его ничуточки не жалко. 

Искусство существует для того, чтобы давать, а не для того, чтобы брать. Каждый должен работать, как он может, и получать то, что за это причитается. Вот мировоззрение художника – такое, каким оно должно быть.

С другой стороны, если государство не будет подбрасывать художникам денег, большая часть искусства коммерциализируется, и будет процветать только то, что хорошо продается: в литературе это будут детективы и любовные романы. Но как только государство начнет давать деньги литераторам, те должны быть готовы к тому, что начнется свара за эти деньги; образуется настоящая толпа у кормушки, и править будут те, кто сумеет пропускать через свои руки денежные потоки. Так было уже в Советском Союзе. 

– Правильно ли я понял из вашей книжки «Великий последний шанс», что этот последний шанс для России наступит тогда, когда Европе придет конец?

– Нет, неправильно. Последний шанс Россия имеет именно сейчас, но этот шанс уменьшается с каждым днем. Шанс заключается в том, что Европа сейчас находится в стадии гибели своей цивилизации. Ее путь – вниз, а наш путь – вверх.

И если мы пойдем этим «другим путем», как говорил великий Ленин, то уже через полвека, когда Европа будет цивилизацией явно погибшей, мы будем на вершине; и тогда Россия окажется преемницей великой западноевропейской христианской культуры. Но, скажем откровенно, этот шанс невелик.

– В чем заключается этот «другой путь»? Вы пишете о том, что нужен диктатор.

– В книге «Великий последний шанс» я пишу о том, что понимаю диктатуру совсем не в том смысле, который вкладывался в это понятие в ХХ веке – деспотичная, авторитарная власть какого-либо человека или группировки.

Я имею в виду диктатора в древнеримском понимании этого термина, то есть это – высшее административное лицо государства, назначаемое на короткий, заранее определенный ограниченный срок, назначаемый Сенатом с одобрения народа.

Делается это исключительно для вывода народа и страны из кризисной ситуации, когда не работают обычные мягкие конституционные меры. Диктатор ставится на определенный срок для решения конкретных задач. Для победы в войне, для решения экономического кризиса или для чего-то еще. По окончании срока своих полномочий, после решения задач диктатор складывает полномочия и возвращается к обычной деятельности частного лица либо рядового государственного служащего.

Диктатура в России, по моему разумению, это – жесткий переходный период из сегодняшнего коррумпированного хаоса к нормальному демократичному обществу с работающими демократическими институтами. Поскольку сегодня власть сильно коррумпирована, поскольку сегодня любые хорошие начинания президента или какого-нибудь министра саботируются чиновничьей машиной и конституционными средствами вопрос не может быть разрешен; диктатор – это что-то вроде временного самодержца, которому вручаются полномочия на определенный срок и которые он потом складывает с себя целиком.

– Хочу вас спросить о проблемах современного образования. Мне кажется, оно стало хуже – сужу по своей дочке. Повсеместно ввели тесты, ЕГ – тоже какой-то тест. А зачем менять то, что хорошо работает? По-моему, в Советском Союзе было много плохого, но образовательная система была одной из лучших в мире. Но и ее поменяли.

– Наша современная образовательная система пытается подражать образовательной системе Запада. Это – первое. Второе. Наша образовательная система реформируется в том направлении, чтобы люди, которые ею управляют, получали бы как можно больше денег. Она движется в сторону платности, коммерческой рентабельности, в сторону бизнеса. Получается образование как бизнес. И то, и другое эту систему ухудшает.

Если говорить о подражании Западу, надо вспомнить, что в середине ХХ века на Западе возобладала неолиберальная идеология, сводящаяся в педагогике к тому, что ребенка ни в коем случае нельзя ни к чему принуждать, нельзя доставлять ему отрицательные эмоции, нельзя его порабощать, закрепощать, а надо воспитывать из него свободную личность, которая сможет свободно реализовать себя. И вот с этого момента западная школа начала рушиться, ибо сказано еще Священным Писанием: «Тот, кто не наказывает ребенка, тот губит его».

Ребенок должен знать слово «надо». Ребенок должен знать систему запретов. В противном случае вырастает разнузданный бездельник, который заявляет, что его права – превыше всего.

К сожалению, разгром, которому подверглась наша образовательная система, аналогичен тому разгрому, которому подверглась вся наша культура.

Когда школа с одной стороны освобождается либералами от любых запретов, а бизнесменами с другой стороны ориентируется на выкачивание денег из детей, мы получаем тот упадок образования, который имеем сегодня. Я полагаю, первое: образование может быть платным только в исключительных случаях. Второе: образование должно включать в себя разумную систему запретов и принуждений. Третье: образование должно быть демократичным, таким, чтобы ни один школьник не чувствовал себя ущемленным от того, что у другого – дорогие часы или дорогой костюм, и его на лимузинах возят в школу для богатых. Я не знаю, сумеем ли мы это сделать, но если не сумеем – конец нашей науке, к чему она идет уже много лет.

– Еще вопрос на социальную тему: цены буквально каждый день растут...

– Да. В книге «Великий последний шанс» я писал о том, что никакой инфляции, на самом деле, у нас нет, потому что валютное наполнение рубля растет с каждым годом. На рубль можно купить все больше долларов, евро и других видов валют. Речь, убежден, идет не об инфляции, речь идет о росте цен. Он вызван монопольным сговором, потому что все наши цены держат узкие круги монополистов. Это ведет к обнищанию населения, и все это мешает развиваться экономике, потому что в настолько коррумпированную страну сколько денег ни вбрось, они тут же будут отобраны монополистами.

Если на рынок попытается прийти кто-то с низкой ценой товара, его просто уничтожат, а цена товара не снизится. Поэтому, я считаю, до тех пор, пока в стране не будет наведен порядок, пока не будут задействованы жесткие антимонопольные законы, очень трудно говорить о повышении жизненного уровня населения.

Комментарии к статье

Добавить комментарий

18 Апреля 2024

Ваше имя*

E-mail

Код подтверждения

Текст комментария*