Rambler's Top100



Брежнев любил пофорсить

Брежнев любил пофорсить

Продолжаем наши беседы о моде вообще и о стиле государственных людей. В частности, обратимся к тому времени, когда кинохроники являли нам сплоченный строй руководителей партии и правительства на трибуне Мавзолея во время какого нибудь единодушного народного ликования, это был ряд отяжелевших, стареющих мужчин в одинаковых немаркого булыжного цвета пальто и такого же колера шляпах или – по холодному времени – в шапках: ушанках из ондатры или каракулевых «пирожках». Партийная униформа? Скорее корпоративная одежда, по которой свой свояка узнавал издалека.

Строгое соблюдение социалистических норм одежды требовалось не только от партийцев, но от всех граждан от мала до велика. И при всем этом в Москве успешно работал знаменитый Дом моделей «Кузнецкий мост», а его ведущих мастеров высоко ценили их западные коллеги!

О том, каким был этот Дом в эпоху застоя, мне лично рассказывал известный дизайнер мужской одежды Александр Игманд. Он проработал там всю жизнь, сначала просто модельером, потом художественным руководителем. В историю он вошел как личный стилист Брежнева, костюмы которому он шил последние 11 лет жизни генсека. К сожалению, Александр Данилович Игманд в прошлом году скоропостижно и безвременно ушел от нас, однако запись нашей беседы сохранилась.

– Вы не боялись не угодить «великому человеку»?

– Боялся, но угодить ему было нетрудно. Вообще, знаете, в обыденной жизни, во всяком случае насколько я его знал, он был отличный мужик – спокойный, веселый и любил хорошие вещи: одежду, машины, однажды он даже советовался со мной, какого цвета ему выбрать новый «Мерседес», и мы вместе решили: золотистый. За 11 лет я сделал для него множество разной одежды, от официальных костюмов доохотничьих курток (он был страстный охотник). Последний костюм сшил к празднику 7 ноября 1982 года, десятого он умер.

– У него были какие нибудь особые требования к одежде?

– Пожалуй, нет. Единственное, чего он требовал – чтобы на пиджаке были три или четыре пуговицы. Однажды я сшил ему на двух. Он не возражал, но никогда этот пиджак не носил. У Брежнева была представительная, весьма импозантная внешность, вещи на нем выгодно смотрелись. Мне чрезвычайно приятно было читать в западной прессе, что советский лидер одет элегантно и модно. Он понимал, что нельзя уже одеваться кое как, что он не может подобно Хрущеву прийти на официальное мероприятие в украинской сорочке. Обычно он принимал все мои советы. На пример ках никогда не капризничал, доверял моему вкусу. Брежнев был просто идеальным клиентом.

– Первая леди не прини мала участия в примерках?

– Иногда он приглашал жену, советовался, какую лучше выбрать ткань, спрашивал, идет ли фасон. Но Виктория Петровна никогда не вмешивалась, не давила ни на него, ни на меня.

– Генсек как то благодарил вас за работу?

– Никаких особых подарков я не получал. Леонид Ильич к праздникам дарил бутылку хорошего вина, коробку шоколадных конфет из цековского спецбуфета. Однажды подарил часы фирмы «Заря» – мне и жене. Ничего особенного, не золотые, но по тем временам хорошие. Меня включили в список людей, которым раз в неделю привозили что то из охотничьих трофеев генсека – дикую утку, часть кабана или лося. Куски были огромными, хватало на мою семью, на всю родню и друзей.

– То, что вы являетесь личным стилистом Брежнева, конечно, было тайной для общества, это понятно. Но руководители то ваши об этом знали. Как отражался сей факт на вашей работе?

– В 1980 году меня впервые выпустили за границу, в Голландию, с моей коллекцией.

– А кто же представлял ваши коллекции раньше?

– Ездили представители ЦК, КГБ. Кстати говоря, они не только гастролировали, но и постоянно работали на Кузнецком. Так, заместителем директора Дома моделей числилась Елена Степановна Воробей. Она не скрывала и даже гордилась, что является май ором КГБ. Не знаю уж, какую пользу приносила она советской моде, но однажды случайно я увидел ее отчет о поездке в Японию, который начинался так: «Есть такая страна Епония, там живут одни епонцы». В зарубежных поездках она и ее коллеги обязаны были следить за нравственностью манекенщиц и оберегать их от «буржуазных соблазнов» и «нежелательных контактов».

– Модельеров не выпускали, а манекенщиц выпускали?

– Приходилось. Майоршу КГБ на подиум не выведешь! У нас были замечательные девочки, настоящие красавицы, многие с высшим образованием. Они были истинными топ моделями, когда мы еще и слова такого не знали. Официально их профессия называлась тогда «рабочий третьего разряда». Платили тоже соответственно разряду, но как «рабочему классу», видимо, им доверяли все же чуть больше, чем «интеллигентам художникам».

– Что вообще представлял собой Общесоюзный Дом моделей в то время?

– Коммуналку. Все коллекции выходили под маркой: «Авторский коллектив Дома моделей «Кузнецкий мост». Имен наших мастеров не знали. Так, например, в конце пятидесятых, когда «железный занавес» чуть-чуть приоткрылся и наши модельеры смогли показывать свои коллекции за рубежом, триумфально прошли по Европе знаменитые женские сапожки, созданные Верой Араловой специально для показа в Париже, в комплекте с беличьей шубкой. После этого показа сапожки стали выпускать все обувные фирмы Европы, но никто не упоминал об авторстве Араловой. В 1968 году модный мир узнал Татьяну Осмеркину, автора нашумевшего в модном мире платья «Россия». Тогда же загремело имя Вячеслава Зайцева. Но ни Осмеркина, ни Зайцев не имели возможности даже выйти на аплодисменты: их не вы пускали из СССР. Им даже не рассказывали об успехах их коллекций. Зайцеву не сказали, что американцы, потрясенные одеждой, которую он сшил из тканей фирмы «Селаниз», предлагали ему открыть сеть магазинов в США под его именем. В 1974 году Славу включили в галерею лучших модельеров мира последнего столетия, но увидеть мир за границами СССР он смог только в 1988!

– Вы создавали одежду, которой рукоплескал модный мир. Так почему же ее не было у нас?

– Мы создавали две коллекции в год. И каждую в двух вариантах. Первый служил образцом для промышленности, поскольку Дом моделей изначально создавался специально для помощи швейникам и был методическим центром всех Домов моды в СССР. Кстати, вся страна узнавала о модных мировых тенденциях только от нас, на наших методических совещаниях.

Западные журналы мод до СССР не доходили. Передач о моде по ТВ практически не было. Вещи из наших коллекций должны были соответствовать возможностям швейных фабрик. Это создавало ужасные проблемы! Сделаешь, скажем, хороший пиджак, а швейники начинают: «Таких пуговиц у нас нет, поменяйте, а такую планку мы не сошьем, упростите, а с подкладкой получится дорого, уберите», и так чуть не покаждой детали. Потом покупатели смотрели на готовое изделие и качали головами: «Что ж это за такие модельеры у нас!». Второй вариант каждой коллекции предназначался для показов за рубежом. От него требовали обязательного национального колорита какой нибудь из республик СССР.

– Кто требовал то?

– ЦК КПСС – кто же еще? Обычно коллекцию утверждали замминистра легкой промышленности и зав. отделом легкой промышленности ЦК КПСС. Без их визы коллекцию показывать запрещалось.

– Придирались?

– Требовали, чтобы вещи соответствовали моральному облику советского человека. А это значит: мини нельзя, потому что советская девушка не может показывать коленки. А вся Москва давно ходила в мини. Глубокое декольте – буржуазно, цветной галстук или яркий пиджак – нескромно. Приходилось вынимать вещи из коллекции, нарушать ее целостность. Все мы выбивались из сил, чтобы угодить новым желаниям людей и старым требованиям чиновников. Наверное, нам это удавалось, поэтому так и любили все наш «Кузнецкий мост».

Татьяна БАСОВА

 

Комментарии к статье
Добавить комментарий


Читайте также:





























 

 

 













 
        




            П О М И Н К И    год 1896




Ностальгия











Как Мы жили в СССР:

Почему многие люди вспоминают

времена СССР, как счастливые?



 




*******************************













Партнеры

Из почты

Навигатор

Информация

За рубежом

"Когда мужчине сорок лет..."
 
Когда мужчине сорок лет, 
ему пора держать ответ: 
душа не одряхлела?- 
перед своими сорока, 
и каждой каплей молока, 
и каждой крошкой хлеба. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то снисхожденья ему нет 
перед собой и перед богом. 
Все слезы те, что причинил, 
все сопли лживые чернил 
ему выходят боком. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то наложить пора запрет 
на жажду удовольствий: 
ведь если плоть не побороть, 
урчит, облизываясь, плоть - 
съесть душу удалось ей. 
 
И плоти, в общем-то, кранты, 
когда вконец замуслен ты, 
как лже-Христос, губами. 
Один роман, другой роман, 
а в результате лишь туман 
и голых баб - как в бане. 
 
До сорока яснее цель. 
До сорока вся жизнь как хмель, 
а в сорок лет - похмелье. 
Отяжелела голова. 
Не сочетаются слова. 
Как в яме - новоселье. 
 
До сорока, до сорока 
схватить удачу за рога 
на ярмарку мы скачем, 
а в сорок с ярмарки пешком 
с пустым мешком бредем тишком. 
Обворовали - плачем. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
он должен дать себе совет: 
от ярмарки подальше. 
Там не обманешь - не продашь. 
Обманешь - сам уже торгаш. 
Таков закон продажи. 
 
Еще противней ржать, дрожа, 
конем в руках у торгаша, 
сквалыги, живоглота. 
Два равнозначные стыда: 
когда торгуешь и когда 
тобой торгует кто-то. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
жизнь его красит в серый цвет, 
но если не каурым - 
будь серым в яблоках конем 
и не продай базарным днем 
ни яблока со шкуры. 
 
Когда мужчине сорок лет, 
то не сошелся клином свет 
на ярмарочном гаме. 
Все впереди - ты погоди. 
Ты лишь в комедь не угоди, 
но не теряйся в драме! 
 
Когда мужчине сорок лет, 
или распад, или расцвет - 
мужчина сам решает. 
Себя от смерти не спасти, 
но, кроме смерти, расцвести 
ничто не помешает.
 
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.